Большие надежды (без указания переводчика)

Они выходили изъ-за прилавка и, вроятно, только-что подчивали своего надсмотрщика, ибо вс трое рукою обтирали ротъ. Руки обоихъ колодниковъ были скованы вмст; на ногахъ у нихъ были знакомыя мн колодки; платье ихъ также было довольно мн извстно. Тюремщикъ, провожавшій ихъ, имлъ при себ пару пистолетовъ и подъ-мышкой несъ толстую, сучковатую дубину. Однако, онъ, казалось, былъ съ ними въ дружескихъ отношеніяхъ? Онъ остановился съ ними посреди двора и сталъ смотрть, какъ запрягаютъ лошадей. Смотря на него, можно было принять каторжниковъ за интересную выставку, а его — за ея распорядителя. Одинъ изъ колодниковъ былъ выше и толще другаго и, по какому-то странному случаю, свойственному и не однимъ колодникамъ, платье на нем было уже и короче, чмъ у его товарища. Его руки и ноги казались огромными подушками для булавокъ, и вообще его странный костюмъ совершенно обезображивалъ его фигуру. Но я тотчасъ же узналъ его полузакрытый глазъ: это былъ незнакомецъ, давшій мн нкогда въ трактир «Лихихъ Бурлаковъ» дв фунтовыя бумажки.

Легко было видть, что онъ меня не узналъ. Онъ посмотрлъ на меня искоса и глаза его остановились на моей цпочк, потомъ онъ плюнулъ въ сторону и сказалъ что-то товарищу. Они оба засмялись, повернулись, гремя цпями, и обратили свое вниманіе на другой предметъ. Большіе нумера на спин, какъ-будто сорванные съ домовъ, ихъ грубыя, неуклюжія фигуры, колодки на ногахъ, обвязанныя, для приличія, носовыми платками, наконецъ, презрніе, всми имъ оказываемое — все это придавало имъ какой-то непріятный, гнусный видъ.

Но это еще не все. Оказалось, что вс заднія наружныя мста были заняты какимъ-то семействомъ, перебиравшимся изъ Лондона въ провинцію. Такимъ-образомъ, для колодниковъ оставались только переднія мста, тотчасъ за кучеромъ. Увидвъ это, вспыльчивый господинъ, занявшій четвертое мсто впереди, пришелъ въ страшную ярость, крича, что противно правиламъ сажать его въ такое подлое общество; что это мерзко, гадко, безсовстно и т. д. и т. д. Дилижансъ былъ готовъ и кучеръ уже выходилъ изъ терпнія. Мы начали усаживаться, къ намъ подошли и колодники съ ихъ присмотрщикомъ, и отъ нихъ понесло странною смсью горячаго хлба, байки, веревокъ и сажи, запахомъ, присущимъ всмъ каторжникамъ.

— Не извольте безпокоиться, сэръ, обратился присмотрщикъ въ сердитому путешественнику:- я самъ сяду рядомъ съ вами. Я ихъ посажу къ краю. Они не будутъ васъ безпокоить, сэръ. Представьте себ, что ихъ и нтъ вовсе.

— И не вините въ этомъ меня, проворчалъ знакомый мн колодникъ:- я вовсе не желаю хать. Я готовъ съ радостью остаться. На сколько отъ меня зависитъ, я очень буду радъ, если кто-нибудь займетъ мое мсто.

— И я также, подхватилъ другой колодникъ угрюмо: — я бы никого не обезпокоилъ, еслибъ дйствовалъ по своему желанію.

Посл этого они разсмялись и начали щелкать орхи, выплевывая скорлупу. Мн, право, кажется, что въ ихъ положеніи, презираемый всми, и я бы длалъ то же.

Наконецъ, сердитому господину пришлось ршиться или хать въ случайномъ, непріятномъ обществ, или оставаться въ Лондон. Нечего было длать, онъ взлзъ на свое мсто. Около него помстился присмотрщикъ, а дале и колодники. Я слъ на свое мсто, на козлахъ, передъ самымъ моимъ колодникомъ, такъ-что его дыханіе обдавало мою голову.

— Прощай, Гендель! крикнулъ Гербертъ, когда дилижансъ тронулся.

Я невольно подумалъ: «какое счастье, что онъ меня не звалъ Пипомъ!»

Невозможно выразить словами, вккъ отчетливо ощущалъ я дыханіе колодника не только на голов, но и вдоль всей спины. Дыханіе это имло какое-то дкое свойство и, казалось, проникало до мозга; я начиналъ уже отъ боли скрежетать зубами. Я тщетно старался повернуться къ нему бокомъ и плечомъ защитить голову отъ его дыханія; эти усилія могли только сдлать меня кривобокимъ. Погода была очень-сырая и колодники не переставали проклинать холодъ. На всхъ насъ нашла какая-то спячка, и не прохали мы половины дороги, какъ вс задремали, дрожа отъ стужи. Я самъ задремалъ, раздумывая, не дать ли мн этому несчастному нсколько фунтовъ, и какъ бы это удобне сдлать. Но на козлахъ спать неудобно и я съ ужасомъ проснулся, сильно пошатнувшись впередъ, будто желая нырнуть между лошадей. Тогда я снова сталъ думать о своемъ колодник.

Но, должно-быть, я дремалъ доле, чмъ я думалъ, обо, хотя я ничего не могъ различить въ темнот, при мерцавшемъ свт нашихъ фонарей, но я чувствовалъ, по сырости въ воздух, что мы уже демъ по болотамъ. Колодники, желая за моей спиною укрыться отъ холода и втра, совсмъ налегли на меня. Я не усплъ еще хорошенько придти въ себя, какъ услышалъ т же слова, которыя меня теперь занимали, произнесенныя моимъ знакомымъ.

— Дв фунтовыя бумажки.

— Какъ онъ ихъ досталъ? спросилъ другой колодникъ.

— Почемъ я знаю? Онъ ихъ спряталъ какъ-то. Врно друзья дали.

— Я бы желалъ теперь ихъ имть, пробормоталъ неизвстный мн каторжникъ, проклиная холодъ и втеръ.

— Дв фунтовыя бумажки или друзей?

— Конечно, дв однофунтовыя бумажки. Я бы за одинъ фунтъ продалъ всхъ друзей на свт и почелъ бы это выгодною сдлкой. Ну, такъ онъ говоритъ…