Большой аргиш

От мокрой берлоги уходит медведь. Незачем Бали возвращаться к чуму-могиле. И не пойдет он к нему. Все пережитое пройдет сильным ожогом и свалится, как коросты с ознобленных ног. Кров Рауля укрыл его с Пэтэмой от непогоды, очаг согревает от стужи. Этэя не жалеет жиру, кормит досыта хлебом и мясом.

…Сухой хруст снега. К чуму подошла связка оленей.

— Кто там приехал? — спросил Бали.

Этэя приподняла краешек берестяного полотнища.

— Топко привез от лабаза мясо сохатого, которого убил. Рауль, когда нашел вас с Пэтэмой. Будем варить.

Этэя присела. В дверь прорвался неуклюжий Топко.

— Уронишь чум! Ты-ы! — пошутила над ним Этэя. — Зачем таким большим вырос?

— /Мать наказывала, — пробурчал Топко, прожевывая с чавканьем сало.

Этэя засмеялась:

— Что мало взял? Не хватит!

— Столько отломилось. Будет. Всего зверя в рот не втолкать. Иди-ка, Этэя, убирай мясо. Бабу мою крикни: поможет.

Топко сел, отогнул полу и прямо на колене, не торопясь, крошил ножом сало. Нарезанные куски он слегка смачивал слюной и неразжеванными глотал. Топко было весело. Его радовала добыча Рауля, из которой по кочевому обычаю он получит половину. Бабы разделили, прибрали мясо, расседлали оленей и пустили их на пастбище.

Когда в чум вернулась Этэя, Топко, икнув, поднялся с места и ушел к своему очагу. Сегодня и Дулькумо будет жарить для него мясо. Оно ему нравится с кровью. О.б этом Дулькумо помнит.

— Этэя, ты знаешь, почему Топко такой большой? — забавлялся Бали.

— Кто знает! — ответила смущенно Этэя.

— Слушай, я расскажу. Его мать звали Чектылью.

— Я помню ее., — вмешался в разговор Рауль. — Это была ма-аленькая старушка. Ростом ниже Пэтэмы.

— Вот! Зато-то она и Чектыль[38]. Отец Топко был с меня, а Топко родился богатырем, потому что Чектыль достала из гнездоватой вершины лиственницы смолу, съела ее и без мужика затяжелела таким великаном. Ха-ха! Так зачала, по сказкам, Момок и без мужа родила богатыря Куркогирской орде сына Пачеки. Верно, верно! — В лице Бали теплилась улыбка. У Этэи сжались лукаво губы.

— Посмотрю, кого-то ты мне родишь, Этэя! — засмеялся Рауль. — Ты не ела ли смолы «чины»?

Этэя прикрыла высокий живот.

Из обоих чумов пахло жженым мясом. В морозное небо с вершин жилищ белесыми нитками сучился дым. Мышкующей лисицей-сиводушкой по бледно-голубому простору бежало тусклое солнце. Лоснился на свету камыс воткнутых в снег беговых лыж.

Сегодня в тайгу никто не уходил. Мужчины отдыхали, пили крепкий чай, ели мясо, дробили ножами крупные кости сохатиных ног и. доставали из них душистый мозг.

Никому, кроме подростка Сауда, не шла на ум охота. Рауль с Топко знали, что белку добыть можно завтра, через месяц, позже. До месяца «Прилета ворон» она не покинет своих зимних гнезд. Нашел гнезда — считай белку добытой. Русские купцы, как росомахи кровь, любят пушнину, но их мешков не заполнишь. Тайги не хватит. Сколько ни добудь — все мало. Торговать с ними начнешь — «должен» скажут. Спросишь — «почему?» Ответят: «Писку писал, писку смотрел, да долгу много нашел». Лучше есть мясо.

Рауль с полным желудком лежал на локте и тихонько напевал:

Белка низко на сучьях сушила грибы.
У ней не худой ум.
Эту зиму в тайге будет не глубокий снег.
В мелком снегу оленю будет легко
Копытить сладкую лявикту[39]

.

— Ты пел правду, — заметил Раулю молчавший Бали. — Мелкий снег — оленю питаться хорошо, да в мелководных озерах рыбе жить будет плохо. Вымерзнут озера, задохнется рыба.

Песня стихла. Рауль сел, задумался:

— Почему так, дедушка: одному ладно, другому худо?

У Бали приподнялись брови, наплыли на лоб волосы, раскрылись чуть глазные ямы.

— А… потому, что на земле все разно, — ответил он. — Утка любит воду, а рябчик боится мокра. Дым портит глаза, бабам же без него не выделать хорошо лосины.

Пэтэма, слушая Бали, думала про себя:

«Дедушка слепой, а все знает. Спросят — расскажет. Хорошо с ним! — Она вздохнула и грустно сложила на колени смуглые руки. — Почему у него выболел последний глаз? Почему у Рауля толстые ноги? Отчего у Этэи маленькая коса, когда у матери коса была втрое больше?»

Пестрые, как листопад, думы Пэтэмы оборвал тонконогий мальчик Сауд. На нем были длинная рубаха и зеленые штаны. Глаза широки. На сильном лице смуглая тугая кожа. Припухшие губы сизовели свежею селезенкой. Таких мальчиков Пэтэма еще не видала. Она спряталась за Этэю и из-за плеча ее разглядывала маленькую, как желтый цветочек, медную трубку, которую Сауд держал в зубах.

— Ты куда сегодня ходил, Сауд? — спросил Рауль.

— Пасти делал на зайцев. Насторожил прутьями.

— На насторожку помочился? — не утерпел Бали. — Мочу зайцы грызть любят.

Сауд смутился. Такой приманки он еще не знал и от отца ни разу не слышал. Он виновато смотрел на старика. Пэтэме его стало жалко. Выручил Рауль.

— На тонкий березовый прут заяц и без этого полезет в пасть, — сказал он и спросил Сауда: — Видел, нет оленей?

— Вперед шел не видел, назад — наткнулся на копаницу. Там же нашел бультину.