Большой аргиш

— А принес? — обрадовалась Этэя.

Сауд сунул в карман трубку и из-под полы кожанчика достал прижатый к груди дымчатый, застывший натек лиственничной смолы, протянул Пэтэме.

— На, мама велела тебе всю отдать.

Пэтэма задичилась. Она уткнулась лицом в спину Этэи, не брала бультину. Сауд покраснел. Он не знал, куда ее теперь девать.

— На! — повторил Сауд, снова вытянув руку. — Дедушка, она почему не берет?

— Эко!.. — Улыбнулся Бали. — Пэтэмока, возьми да отломи мне кусочек. С тех пор, как я отемнел, мне не приходилось баловать язык свой бультиной.

Пэтэма, не глядя на Сауда, приняла от него кисло-сладкий гостинец. Сауд почему-то застыдился и торопливо оставил чум. Пэтэма разделила вязкую смолу.

Ложась поздно спать, Бали спросил Рауля: не сходит ли он за оленями на Гондогли?

— Отчего бы не сходить? Схожу, — согласился тот. — Возьму с собой Сауда и с ним пригоню оленей. Привезу седла, турсуки. Только из чума брать ничего не буду. Боюсь. Лосиновый покров с шестов снимать тоже не стану, не проси.

— Э. дружок, зачем его трогать с могилы?

Голос Бали задрожал, прервался. Этэе стало за Рауля страшно.

— Пошел бы ты лучше с Топко, — посоветовала Этэя. — Куда пойдешь с парнишкой? Какая тебе будет в нем помощь?

— Что Топко, Этэя? Сырая колода? Сауд на лыжах ветер. С ним весело будет идти.

— Топко мужик. А этот?..

— Ладно, ладно, Этэя. Завтра говорить будем.

Рауль плотно закрутил на голове одеяло и затих. Этэя проткнула палочкой кусочек сырого мяса, чтобы им не подавился Кордон, и всунула ему в рот эту мясную соску. Тот зачмокал и быстро заснул.

Рауль во сне видел русскую женщину. Белокожая, теплая. Приласкала — и он заспался. Проснулся — уже светло. Потянулся, зевнул, встал. Бали ощупывал на ноге толстую коросту.

За чумом постанывала тайга. Менялась погода. Не откладывать же из-за ветра выход на Гондогли. К тому же, по народным толкованиям, виденный сон предвещал удачу. О сне он не рассказал Этэе. Зачем? Она сама белотелая, как русская, еще станет сердиться. А осердить не вовремя бабу, лучше потерять ездового оленя.

— Говори-ка, что надумал? — спросила Этэя заспанного мужа. — Пойдешь, нет на Гондогли?

— Поем — пойду. — Рауль почесал щеку.

— А ветер?.. Не слышишь?

— У-у!.. Страшно! — смеялись его сонные глаза, — Собери в дорогу еды, дай свежей коры жимолости. Теплее обверни ноги, — распорядился он, высыпав из натруски на ладонь мелкие пули.

Бали слышал, как Этэя недовольно сопела. Он попытался ее успокоить.

— Этэя, ты боишься ветра? — тихонько сказал он. — Не бойся. Ветер — неплохо. Он собьет с лесов кухту. Опадет кухта, уплотнится снег и легче будет идти на лыжах.

— Дедушка, я это знаю.

— Как не знать! Ты ведь большая.

Этэя повиновалась. Рауль ушел в чум Топко, чтобы предупредить о выходе с ним Сауда, который уже рубил дрова.

— Боне, бросай топор, ешь да пойдем со мной на Гондогли.

— Куда-а зовешь сына? — послышался голос Топко.

— На Гондогли, Поможет пригнать оленей Бодоя. А что?

— Лезь сюда!

За Раулем пролез в чум Сауд. Топко сидел на посте-ли в коротеньких, чуть ниже паха, замшевых штанах. Он только что проснулся и грелся у огня. Встретил Рауля недружелюбно.

— Ты сманиваешь Сауда. Он уйдет, а дома работать кто за него станет?

— Ты. Кто же больше?

— Ого!

— Сауд, однако, устанет? — вмешалась в разговор Дулькумо. — Лучше бы, Топко, ты сам с Раулем сходил. Оленей, правда, пригнать старику надо. Уйдут, порастеряются.

— О, Дулькумо-о! — рассмеялся Рауль. — Ноги Топко я знаю. Они большие, да дюжбы в них мало: только на один переход. Сауд же — быстроногий. В тебя он.

Топко хотел на это обидеться, но похвала сыну отогнала недовольство, и с языка сошла шутка:

— А! Идите! Я буду сидеть и есть мясо. Дрова нарубят бабы сами. — Широкий рот Топко растянула зевота.

Сауд снаряжался. Пэтэме принес он вчера сладкую бультину, слепому дедушке поможет пригнать оленей. К тому же так далеко на лыжах он еще никогда не ходил. Попытать себя в этом только приятно.

Долго ли собраться в дорогу? За спинами по легкой винтовке-малопульке. В понягах по пятку пресных лепешек, котелок, щепоть соли, кусок кирпичного чаю, на бедрах по острому ножу. На себе по коротенькой до колен парке. На привязи у кистей рук широкие рукавицы. На головах по ситцевой повязке, чтобы на ходьбе не смокали волосы. В руках по стальной пальме. Вот и все сборы. Надеть на ноги лыжи быстрее, чем завязать петелькой вязку. Мало пищи? Так зачем нести на себе ее много, когда в натрусках достаточно пуль. Нужная щепоть пороху в пути дороже тяжелой ноши. На то в тайге и зверь, и птица. Не стреляй мимо — не пропадешь с голоду.

— Пошли! — не оглядываясь сказал Рауль.

На чуме Топко хлопнула дверная пластина. Запорошенная снежной пылью голова Дулькумо наклонилась над рукодельем. Она проводила сына.

— Выдюжит ли парнишка идти за Раулем? — усомнилась вслух Дулькумо.

— Сдю-южит! — успокоил ее Топко. — Рауль прямоглазый, как ястреб. Криво не ходит, да и у Сауда глаза выросли не на боку. Посмотрит, узнает сам лучше леса.

«Вернется ли Рауль живым с худого места?» — заботилась про себя Этэя.