Большой аргиш

— Когда хороший люди надо, так в тайгу ходишь искать, — приспосабливался Калмаков. — Худой человек близко, да его даром не надо. Я тебя шибко искал, Сидор Захарович.

— Пошто тебе я надо. Другой ужли плохой? Эвенк один люди.

— Тебя, тебя мне надо. Тебя нашел, тут радо. — Калмаков прижал ладонь к сердцу. — Теперь, друг, все сказывать буду. В тайге живет тунгус, в тайге ему пикруту делать надо. Зачем напрасно в деревню ходить? Оленей гонять, себя. Майко.

— Майко-оо! — согласился Шилькичин.

— Вот. Я хорошо глядел да шибко думал. Долго голову свой ломал. Теперь-таки нашел, как тунгусу делать лучше.

Пока Калмаков закуривал, Шилькичин с любопытством глядел на него и думал над его словами, как над свежим, прерванным следом.

— Я, друг, хочу свой лавка тащить из деревни на Катангу Там покручать всех тунгусов. Пусть они Осипа другом знают и все одну дорогу к нему в лавку держат. Когда вздумал, тогда и пришел за покрутой. Близко. Корм оленчикам есть. Можно с чумом идти к лавке. Гостюй, да даром. Хорошо Осип придумал?

— Ладно, ладно. Лавка в тайга самый хорошо.

В скуластом лице заиграла резвая радость. Вспомнилась опять кукушка-шаман. Шилькичин запросто набивает потуже трубку, садится поглубже на стул и свертывает на нем, как в чуме, ноги. Его больше не давит большая комната, не ослепляют окна, не пугает этот большой человек, даже не страшна плотно закрытая дверь. Ему хочется слушать Калмакова, чтобы первому унести в кочевья весть, о которой и не помышляла тайга. В тайге — лавка, хлеб, товары…

— Дале чево, друг?

— Дальше? — смеется Калмаков. — Дальше надо делать дорогу, чтобы конем таскать по ней в лавку товар. Дорогу надо делать прямо, сухо чтобы было, болота миновать. Ты знаешь, как прямо ходить на Катангу?

Шилькичина рассмешил забавный вопрос. Из Панчиной он может пройти напрямик не только на Катангу, но и на какую угодно речку. Сухие нагорья разыщет, хребтами проведет.

— Куда, куда эвенк кодит? И все я знай. Надо — дорогу казать буду.

Слушая Шилькичина, Калмаков сказал себе:

«Строй первую факторию там, где пересекаются тунгусские тропы с Катангою, не ошибешься. Выбор участка на месте. Покажет земля».

— Идукон-речка, маленько ниже. Катанга мыс, тут самой мера лавка делать, — толмачил Шилькичин. — Этта Аянский эвенк кодит. Тэтэрэ вершинка пойдет. Кирваки-речка, Горсок-речка — все-е тут. Ербогочен эвенк тут лавка найдет. Земля один.

— Сидор Захарович, — перебил его нетерпеливо Калмыков, — я крепко слушал тебя. Хорошую ты клал говорку. Теперь я хочу сделать тебя начальником. Дам тебе денег, вина, товару всякого — только скажи, проведешь ли ты на Катангу прямую дорогу? Где ты будешь тесать тес, там я велю рурским рубить дорогу. Ты слово мне давай. Другой тунгус мне не надо.

Шилькичин задумчиво смотрел на пол. Летом маяться ему не хотелось.

Калмаков вышел за дверь и распорядился накормить эвенка:

— Таня, открой бутылку, растопи побольше масла, нарежь мяса, рыбы. — Калмаков вернулся. — Ну, чего, друг, надумал?

Шилькичин не торопился.

— Скорее!

— Едать надо. Голодал-то — беда! Едаем, да потом говорим…

На острове, как соседские ворота, заскрипел коростель, когда охмелевший Шилькичин дал крепкое слово провести на Катангу Калмакова.

— Мой хотко[74] покажет. Стрела один место кодит. Так! — Шилькичин прямо на восток проколол сумерки пальцем. — Тайга пойду, весь эвенки говорю: лавку Идукон Калмак делат. Укун-сопка кодит там, сказыват, лавка, Авшаг-камень — тоже лавка. Фили-река видает. Орон найдет. И все-е старик Шилькичин искает!

Калмаков не дослушал пьяной болтовни эвенка до конца и ушел спать. Через дверь, засыпая, он слышал, как Шилькичин слез со стула на пол и заскулил надоедно бесконечную песню:

Хадюва дюва-а хэноды…
Иуды, нуды, ноды.
Хадюва-а, дюва-а, хэноды…

14

В задаток под дорогу Калмаков выдал из лавки последнему порубщику юфтевые бродневые головки и аршин синей бязи на сеточник от комаров. Порубщик просил отпустить еще ситцу для бабы, но Калмаков наотрез отказал:

— Посмотрю, как лес валить будешь. Давай, а подо что? Под утку. Утка в море, а яйца в…

— Голы, Осип Васильевич. Сенокос вот-вот, на носу. Съест гнус тело. Посуди сам. Дай Христом…

— Не дам. Про утку повторить могу, — Калмаков увидел на пороге лавки Шилькичина, изменил решение. — На рукава к одной становине дам и все. — Кивнул головой распоряжение приказчику и добавил: — Задаток взял — не забудь, завтра на работу. Проводник ждет. На свету отвал. Я сам пойду с вами… Друг, ты мне сказать что-то хочешь?

— Табак надо, чай надо три кирпича, сахар да… — торопился Шилькичин.

Калмаков подал с полки эвенку товар.

— Это гостинец будто. Маркелыч, спиши там у себя.

Калмаков, чтобы Шилькичин не попросил чего-нибудь еще, повел его угощать в дом. На улице купца окликнул Кривовых:

— Осип Васильевич, таких осетришек принимаешь?! Заноси-ка, сват, хвост!

— Катанга экой не найдет! — удивился размеру осетра эвенк. — На устье, может…

— Пятерик попрет? — выразил участие Калмаков к фарту Ивана Кривовых.