В тихом устье Туруки ныряли за рыбой одинокие самцы чернозобых гагар. По всему отлогому склону травянистого берега раскаленными угольками млели на солнце оранжевые цветы. Блестели листья ядовитого бопкоуна, тянулась к солнцу лохматая, как молодой олений рог, пучка. Этэя продолжала палить жир, ублажая разгневанного божка. Успокоенная Дулькумо ушла в лес подправить дымокуры — лучших оленьих пастухов на всю комариную пору. Бали мог опять капельку подремать возле Пэтэмы.
На закате Рауль с Саудом разбросали сети вдоль левого берега Катанги, повыше Туруки. Топко не мочил рук. Он ходил в лес за еловой серой живицей, чтобы вечером залепить шов лодки, в которую немножко протекала вода. Искал серу, наткнулся на высокую березу. Осмотрел, хороша: толстая, тонкокорая и без сучьев. Не хочешь, да станешь мастерить лодку. К тому же у Сауда нет своей берестянки. Какой он рыбак без нее? Покурил, обдумал размер, принялся уверенно за работу. О чем беспокоиться? Не одну ободрал он березу, пока стал мастером, известным людям. Топко сделал пальмою прямой надрез и раздел осторожно березу. Береза осталась в буром подкорке. Так она не засохнет. Чтобы не сделать надрыва, Топко свернул бересту дудкой и приволок к костру.
— Хо, сколько комаров привел с собой! — встретил его Рауль.
— Нахлебаются дыма, уйдут.
— Плакать будут. Это что, сыну на берестянку добыл?
— Ему-у.
Развернули в размах рук широкую и длинную пластину, полюбовались ее внутренней чистотой. Ни нароста, ни пузырька, ни продува.
— Да, в этой лодке, как в гагарьей сумке табак, — не подмокнешь! Как ты высмотрел такую березу? Но, глаз! Хоть бы один свищ! Счастливый Сауд! Наши с тобой лодки не такие. Эта выйдет, однако, без надставок?
Рауль срезал талинку, прикинул ее к вытянутой руке и все лишнее отсек. Он снял мерку. Такая должна быть ширина лодки. Долго ли теперь проверить свой глазомер? Прикинул. Береста имела значительный запас даже на цельные бортовые загибы.
— Эх, хорошая шкура!
Топко был до того рад похвалам Рауля, что казалось, не чувствовал укусов комаров, которые облепили его большие руки, надувались кровью и красными ягодками падали в траву.
На розовой воде показался Сауд. Он с песней гнал берестянку на огонек.
— Слышишь, Топко, это кричит: «Майгу-гу-гу». Сауд плавит рыбу.
— Кто знает?
За попереченки Сауд поднял с воды лодку и осторожно перевернул ее на траву. На средине Катанги сплавилась крупная рыба. Сауд посмотрел на воду, подошел к огню. На скрюченных пальцах под жабры, с раскрытыми ртами висели четыре добрых сига.
— Почему несешь сигов? Эхо сказывало про майгу.
— Эхо болтает, — ответил Сауд на шутку. Рауля. — Майгу плавится. Однако на дымокуре не жарят рыбу.
— Однако так! — Рауль подбросил в-костер сушняку и занялся сигом.
Он взял в зубы рыбий хвост, потянул до хруста за голову и ногтями снял слабую чешую. Разрезал ножом вдоль спины и развернул сига в розовый лист. Топко послал Саула в лес драть молодые кедровые корни, нужные для шитья лодки, сам же принялся за обработку бересты.
С подгорелых рыбьих хвостов перестал в огонь капать сок. Кожа подсохла, сморщилась. Мясо чуточку подпалилось, отстает от костей. Зачем его сушить больше? Самый раз еда.
— Топко, бросай строгать. Вот тебе сиг.
Рауль воткнул в землю вертел с рыбой.
Прошла короткая белая ночь. С маленького- откоса снялся кулик-перевозчик и с криком: «дэкали-дэка-ли» над самой водой перелетел в нижний прилук. В ту же сторону просвистел крыльями черноголовый гоголь.
— Гляди-ка, Рауль, сколько за ночь скатилось воды. В сетях найдем тоже воду.
Рауль поскользнулся, выронил из рук лодку и сел в илистую слизь.
— О таргачина! — выругался он. — Прилип, как в сказке охотник Танина к медвежьему калу. Отдирай!
Оба не могли удержаться от смеха. Кругом — по горам, над рекой и в тайге — громко хохотал пересмешник Ультан[77]
. Топко не смеялся. Он спал.— Рауль, ты не знаешь, почему эхо живет не везде? — спросил Сауд, подъезжая к сети.
— Не знаю. Сейчас спросим тайменя, — ответил он, видя, как унырнула в воду тетива с поплавками.
Сауд осторожно перебирал редкие ячеи. Сквозь чистую воду он видел пестрины и, не торопясь, подтаскивал улов.
Из воды высунулась клином широкая, зубастая голова.
— Щука! — оторопел перед величиной рыбы Рауль. — Бей!.. Уйдет!..
— Куда? — Сауд крепко вдавил пальцы в глаза и вместе с сетью перевалил пестробокую чурку в вертлявую берестянку. Мокрый шлепок по башке палкой, глоток воздуха — и повяли сильные плавники.
Щурясь на огненный краешек солнца, Рауль уплыл к дальней сети.
Пэтэма трудилась. Поскребывая по ушку иголки наперстком, она дошивала последние полотнища на покров к своему чуму. В широком медном котле булькала кипящая вода и куталаг в пар стянутые в трубки небольшие берестяные куски. Они преют вторую ночь, зато шьются хорошо, как вязкая лосина.