Большой аргиш

Голос страшный, а лицо доброе. Не стала вырывать-ся. Покраснела. Глазам жарко. Баяты видел, как купец из кармана кожана достал светлое колечко и надел на смуглый палец Пэтэмы. Сауд отвернул с обидой лицо, откашлянул досаду. Видела ли это Пэтэма? Нет, кроме искорки, что горела в колечке, она видеть ничего не могла. Черный кожан заслонил день черной ночью.

— А это, старина, отдай той бабе.

Сауд видел, как на руку Баяты упало другое, такое же светлое кольцо.

— Э-э, Дугда-аг!.. Пэтэма, передай ей. Люча, слажи, подарок дал.

Пэтэма ушла в чум. Сауд проводил ее взглядом и успокоился.

«Зачем он так жал руку? У-у, русский!» — думала Пэтэма.

Об этом она после расскажет Сауду.

Ветер пробежал по вершинам леса. Калмаков посмотрел на темные облака, оглянулся кругом и встал.

— Ну, оставайтесь с богом, — сказал он. — Не забывайте, весной я пойду по всей Катанге. Ждите меня.

Черный винчестер повис с плеча стволами вниз. О, каким маленьким и аккуратным показался он Сауду. Хорошо бы купить такое ружье! Но как? Заказал через толмача Калмакову, тот обещал привезти.

Баяты велел Орбоче притащить из чума росомаху, чтобы отдарить за все нового русского друга.

Он пожалел, что на такой случай в чуме не нашлось лучшей пушнины, но ничего. Об этом он русскому как-. нибудь скажет.

— Этот расмакам маленько худой, — толкал Баяты Калмакову в руку шкуру. — Быват тайгам другой искает, да тот дарить можно.

Баяты скромничал. Лучшей росомахи, чем эта, в тайге не найти: огромная, вся черная и чуть-чуть заметны на боках желтенькие лямки.

Калмаков с подарком пошел в лодку. Его провожали веселые кочевники. Они вышли на берег и долго, пока чайкою не скрылся за мысом белый парус, не уходили к жилищу.

Ветер срывал с осин красные листья. Линялою шерстью колонка осыпалась с лиственниц увядшая хвоя.

— Кырей! Кырей! — слышался по ветру призыв кедровки, шнырявшей где-то в ветвях, в поисках шишек с орехами.

18

Со щек капал пот. Прилипала к телу одежда. Намокли, отяжелели косы. Но никто первый не хотел сознаться в усталости. Сауду было стыдно сознаться перед Пэтэмой, что он не может справиться с упрямым оленем, который не хочет идти туда, куда его гонят, Пэтэма не хотела в выносливости уступить Сауду. Сауд попытался схватить за заднюю ногу непокорного быка, но промахнулся, упал сам и сбил с ног Пэтэму.

— Молкэн! — обругался он. — Нет, дедушка правду говорил: пока олени не наедятся маслеников, не пытайся гнать их к чуму.

Пэтэма молчала. У ней билось сердце. Она лежала на спине и тяжело дышала. Упрямый олень, отбежав в сторону, копытил грибницу. На него налетел старый бык и угнал в бор. Сауд закурил трубку. Он увидел у Пэтэмы на руке ранку.

— Ты ушиблась? Смотри, на руке кровь.

— Это?.. Об шишку поцарапала маленько. Ты виноватый… скажу дедушке.

Сауд шутя замахнулся. Пэтэма закрыла руками лицо. Сауд тихонько бросил в нее шишкой. У Пэтэмы блеснули зубы.

— Пэтэма, ты выследишь летом зверя в чистом бору по шишкам?

— Шишки — не след.

— Нет, след! Ты этого не знаешь?

— Нет.

Пэтэма не лгала. Сауд шутливо упрекнул ее: какой она ему товарищ по охоте, когда не знает языка шишек.

— Ты мне не говорил. — У Пэтэмы припухли губы.

— Я сам недавно узнал об этом. Слушай.

Оказалось все просто. Как можно было этого самой не заметить? Пэгэма видела теперь, что верхняя часть нетронутых шишек — бела; сторона, обращенная к земле — темная и даже растопорщена меньше.

— Много же я, падая, перевернула шишек, — засмеялась Пэтэма. — Меня легко выследить.

— И мой след не меньше твоего, — отвечал Сауд.

— Хорошо бы так заметно ходили все звери.

— Много тогда ловить их будут люди и не станут думать о мясе.

— Нет, Сауд, след на снегу лучше шишек.

— На лабазе мясо лучше следов на снегу, — не удержался от смеха Сауд.

Пэтэма крошила шишку, доставала семечки, поднимала их на высоту руки, выпускала и следила, как, падая, они крутились сверлышками. Сауд докурил трубку, окинул взглядом разбежавшихся по лесу оленей и сказал:

— Не скоро надоест им сладкая еда. Пойдем посмотрим таежку, будет ли здесь зимой белка. Месяц «Присыхания коры» кончается.

— Пусть начнется месяц «Сараны». Это месяц наш — бабий. Сауд, ты будешь помогать мне копать сарану?

Сауд прибавил шагу, он будто не слышал слов Пэтэмы. Пересекли небольшой бор, вошли в сырой моховой ельник. Вскоре им удалось наткнуться на пустые гнезда. Поискали и на небольшом кругу нашли их штук восемь. Сбили одно гнездо палкой. Осмотрели и увидели, что белка его исправляет. Это нетрудно узнать: там и сухой свежий мошок, и нынешняя вялая травка, листочки, и даже натаскан сухой мягкий подкорок со старых подсохших талин. Тут же в таежках, на высоте главных сучьев, они находили более старые гнезда, но те Сауд не считал и смотреть не стал. Их и сама белка не смотрит. Они так плохи, что даже не годны в ремонт.

— Все эти восемь гнезд одной белки? — спросила Пэтэма.