Большой формат: экранная культура в эпоху трансмедийности. Часть 1

Однако кто может выступать последней инстанцией в определении художника и «не-художника»? В том-то и дело, что жестких объективных разграничений между ними не существует, вернее, эти разграничения постоянно возникают и исчезают, пересматриваются и опровергаются, каждая эпоха и каждый человек подходит к ним со своих особых позиций. Типичный художник может входить в роль типичного обывателя, не-художника, вживаться в его мироощущение, его видение искусства и творчества в целом, что и происходило в работах поп-арта, некоторых работах концептуального искусства и пр [137]. Творческому буму начала XXI века, по сути, омассовлению творческих процессов, предшествовала эпоха конца XX столетия, эпоха взятия художниками на вооружение жизненных опор человека толпы, массового индивида.

Современность в очередной раз демократизирует представления о творчестве. Осознанная творческая деятельность, обретающая все более массовый характер, выходит в разомкнутое публичное пространство интернет-творчества наряду с «высоким искусством», профессиональным творчеством.

Перманентному писательству аналогично в наши дни увлечение перманентным созданием электронных вербальных и аудиовизуальных произведений. Как перманентное писательство не всегда дает столь великие результаты – и тогда его начинают именовать графоманией – так и приверженность созданию текстов и видео в интернете нечасто приводит к шедеврам и открытиям. Однако речь в данном случае не о степени художественного совершенства или новаторства, а о моде на блогерство – о демонстративном способе существования в постоянном обращении к «второй реальности», к ее созданию, восприятию и обсуждению.

Современные молодые люди нередко готовы делать по одному или даже нескольким интернет-произведениям в день, показывая свое жилище, свой двор, свою школу или колледж, комментируя самые обыденные действия вроде приготовления завтрака, чистки зубов, умывания, выбора одежды и пр. Что сейчас лежит в моей сумке, что стоит на моей полке в ванной, что висит в платяном шкафу, каковы улицы моего района, кто из учителей наименее приемлем и почему, как проще делать уроки, зачем у меня столько рюкзаков и т. д. – таковы могут быть темы для регулярного видеоблогерства. Оно придает смысл обыденной и не слишком богатой значительными событиями, а то и вовсе пустой жизни. Оно помогает организовать свой досуг, заполнить его интересным делом – созданием очередной «серии» автобиографической хроники, очередным сеансом превращения «первой реальности» во «вторую реальность».

Но возможно интернет-творчество и в других жанрах. Кто-то снимает аниме, кто-то – анимационные видеоспектакли с куклами, кто-то работает над комиксами, делает интервью, превращает свою комнату в студию и ведет оттуда регулярные авторские программы на самые разные темы. В сущности, мы вступили в эпоху повального увлечения самодельными интернет-сериалами во множестве жанров и видов творчества, в режимах закрытой и открытой художественной формы.

Слишком сильное упоение интернет-творчеством может вызывать скепсис и даже опасения у тех, кто остается вне этой сферы деятельности, но наблюдает ее со стороны у своих близких. Многие родители не одобряют «маниакального» создания видеопроизведений. Многие преподаватели в ужасе от невозможности учащихся отключиться от мира компьютерных игр или постоянного просмотра чужих видеоматериалов. С интернет-зависимостью пытаются бороться, как с болезнью.

Однако сама душевная зависимость от «второй реальности» – это отнюдь не чисто современное явление.

Подчиненность человека законам большого художественного мира в реальной жизни, как и влияние некоей особой ауры «второй реальности» на весь строй мыслей и чувств, и ранее вызывали раздражение и опасения у тех, кто наблюдал эти процессы со стороны, будучи вовне их действия.

Ситуация подобного рода была сочинена и описана Сервантесом. Племянница Дон Кихота, обсуждая с ключницей, цирюльником и священником странности своего дядюшки, говорила именно об одержимости фантазийным миром рыцарских романов: «… дядюшке моему не раз случалось двое суток подряд читать скверные эти романы злоключений. Потом, бывало, бросит книгу, схватит меч и давай тыкать в стены, пока совсем не выбьется из сил. „Я, скажет, убил четырех великанов, а каждый из них ростом с башню“. Пот с него градом, а он говорит, что это кровь течет, – его, видите ли, ранили в бою» [138].