Читаем Большой город полностью

Большой город

И пока Дасти металась под ящиками, Ласка и Олео выскочили из Молочного Фургона. Они повернулись и, резко толкнув передними лапами, захлопнули двери. Дасти принялась биться мордой с обратной стороны. Лисица выла и захлёбывалась от ярости, изо всех сил пытаясь освободиться.

Лисёныши припустили вниз по берегу реки и подбежали к жерлу Кирпичных Нор. Ласка юркнула внутрь, а Олео встал как вкопанный. В груди расцветала боль, белая и острая. Он посмотрел вниз. По замёрзшей грязи барабанила кровь.

– Идём! – крикнула из тоннеля Ласка. – Пока она не открыла двери!

Олео словно оцепенел от ужаса:

– Она меня укусила.

Ласка увидела рану и безмолвно застыла.

Олео задрожал, отказываясь поверить:

– Лас, она меня укусила. Это значит, у меня теперь жёлтое. Скоро я стану таким же, как эти собаки. Как… – Он заглянул в разноцветные глаза Ласки. – Уходи!

Лицо у неё смялось.

– Брехушки!

БУМ! БУМ! БУМ!

Выше по реке Молочный Фургон раскачивался и гудел – Дасти снова и снова бросалась на дверь всем своим весом.

– Если ты сию же секунду не начнёшь шевелить хвостом, – зарычала Ласка, – я пойду и выпущу Дасти; она сама тебя загонит сюда.

Олео хлопнул глазами и юркнул в тоннель. Они шли до тех пор, пока не исчез запах жимолости, и тогда они пригнулись в темноте, маленькие и притихшие, и вытянули носы к серому кругу. Двери Молочного Фургона с грохотом распахнулись, и лисёныши сжались в комок, глядя, как мимо входа в тоннель проходит лисий силуэт. Он уже не шагал со стремительной уверенностью Дасти, а корчился в припадках и судорогах.

Это зрелище разрывало Олео сердце, и на мгновение он даже забыл о боли. Дасти, может, и не была такой уж хорошей матерью, но она не дала ему умереть. Она научила его, как выжить в Городе. Что бы она, интересно, сказала сейчас, когда он спас Ласке жизнь? И не от кого-нибудь, а от самой Дасти.

Ласка не отводила взгляда от скрюченного силуэта.

– Побеждает инстинкт, – прошептала она.

В глазах у неё не было ни слезинки.

Они отважились углубиться в тоннели и шли, пока не учуяли цветочный запах Джулепа.

– Ты где был? – строгим голосом спросила Ласка.

Джулеп стал заикаться.

– Я… я думал, вы за мной следом. А Дасти?..

– Её больше нет, Джулеп, – отрезала Ласка. – Меньше хвостов – меньше забот.

На этот раз настал черёд Джулепа ничего не сказать в ответ.

Он грустно шмыгнул и поднял голову.

– Подождите-ка… Пахнет кровью.

Ласка хранила молчание.

– Дасти меня укусила, – сказал Олео.

– Что? – ужаснулся Джулеп. – Но… – Джулеп перевёл дух. – Ну, так ты его уведи отсюда! Ласка! Он же заразный!

– Он пока что не изменился, – процедила сквозь зубы Ласка. – Олео всё ещё Олео.

– Но… но ведь он обернётся одним из этих!

– Он останется с нами! – прорычала Ласка.

Джулеп заворчал что-то себе под нос, а потом вдруг тяжело осел у стены. В сточном тоннеле всюду капала вода.

– Сегодня придётся спать здесь, – сказала Ласка.

– Здесь холодно, – отозвался Джулеп. – И сыро.

– Зато битком не набито бешеными собаками, – огрызнулась Ласка.

«Зато может появиться бешеная лиса, – с содроганием подумал Олео. – Уже скоро».

Лисы, как могли, устроились поудобнее в сыром подземелье. Прежнего укрытия больше не было. И Дасти не было тоже, и больше некому их направить. А Город кишит бешеными собаками.

Но это ещё не самое худшее.

Морщась от боли, Олео лежал на непокусанном боку и слизывал с плеча вязкую кровь. Рана пульсировала и горела. Что с ним будет дальше?

К спине прижалось чьё-то тепло.

– Я бы вылизала тебе укус, – проговорила Ласка. – Но я могу заразиться.

Олео хлюпнул носом.

– Спасибо, Лас.

Она нежно положила хвост ему на бок и прижалась теснее.

– Предупреди, если вдруг захочешь меня укусить, ладно?

Олео кивнул. Глаза наполнились слезами. Сможет ли он вообще разговаривать к тому времени?

Дыхание Ласки сделалось тихим и ровным. Потянулась ночь без конца и края. Олео не спалось. Не давала уснуть боль в груди. Не давали уснуть мысли о Ферме – что ему никогда уже туда не вернуться, никогда не спасти друзей. Но больше всего мешало другое. Как это будет, когда он обернётся? Неужто он перестанет думать о Ласке? И об Н-211?

Когда всё вокруг стихло, кроме храпа Джулепа, во мраке сточного тоннеля явились лица, мокрые и кривые. Их сухой шёпот эхом увязал в ушах Олео, забирался глубже, до самого горла.

– Пить, – шептали голоса.

Так хочется пить.

Но что?

У Олео сводило живот. Язык пересох.

– Не воду, – шептали голоса.

Только не воду.

Можно ведь утонуть.

Что же тогда?

Ты знаешь.

Красное.

То, что течёт внутри.

Тогда ты напьёшься вдоволь.