– Предупреждаю! – процедил Олео. Его рычание становилось всё злее.
– Нам надо уходить, Лас, – сказал Джулеп. – Если он попробует тебя укусить…
– Он не укусит, – перебила Ласка, стараясь придать голосу уверенности. Она посмотрела на Олео. Её шкура дёргалась так же, как у него. – Он со мной поговорил немного сегодня. Говорил как обычно.
– Прекрасно, – буркнул себе под нос Джулеп.
Она не сказала ему, что Олео отказывается от воды. И что в словах его нет никакого смысла. «
Ласка поправила Олео голову – кажется, ему стало удобнее. С того дня, когда Дасти съела заразного кролика, и до дня, когда напала на них, прошло две недели. У Олео ещё есть время. Для чего только, этого Ласка не знала.
– Не понимаю, чего тебе так нравится этот лисёныш, – заговорил Джулеп. – От него одни беды. Не успел появиться Олео, как погиб Стерлинг, меня сбило машиной, а Дасти обернулась одной из…
Тьма сточного тоннеля просочилась Ласке в самое сердце. Скольких лис она уже потеряла! Если жёлтое заберёт Олео, если у Джулепа не заживёт голова, эта утрата станет для неё такой же, как та, давняя, когда она потеряла маму и троих братьев.
– Ты ведь знаешь, что сказала бы Дасти, – заметил Джулеп.
Всякий раз, когда она вспоминала лисицу, у неё сжимало в груди, словно она вот-вот что-то почувствует. Но она не чувствовала ничего.
Она заглянула в блестящие глаза Джулепа:
– Олео спас тебе жизнь. Он спас тебя от собак. Из Ветери.
– Не так уж я пострадал, – проворчал Джулеп. – Да я бы и сам мог справиться.
– Он и мою спас тоже, – продолжала говорить Ласка. – В Молочном Фургоне.
Джулеп обиженно запыхтел:
– Если б я не сбежал, Ласка, Дасти бы меня
У Ласки приподнялись усы.
– Не ты ли сейчас говорил, что не так уж и пострадал?
Джулеп, щёлкнув зубами, захлопнул рот.
– С тех пор, как умерла Дасти, ты стала другой, – сказал он. Потом перекатился на другой бок и уткнулся в стену.
– Двести одиннадцатый! – вскрикнул Олео.
Он быстро перебирал лапами, словно откуда-то убегал. Или бежал куда-то.
Когда они в первый раз заползли в сточный тоннель, Ласка уловила кусочек трагической истории Олео. Она хотела удрать, пока история не закралась к ней в уши. Но эхо разносило слова Олео по тоннелю быстрее, чем бегала Ласка. И теперь эти слова обитали у неё в сердце.
Ей хотелось сказать Олео, что когда-нибудь он возвратится на свою Ферму. Что когда-нибудь он освободит из клеток своих друзей. Что когда-нибудь опасность минует их шкуры. Ей хотелось сказать, что если ему не суждено выбраться из тоннеля, если жёлтое всё-таки овладеет им, тогда она сама пойдёт и освободит всех лис.
Вот только Ласка не знала, где находится Ферма. А Олео был слишком болен и не мог ей рассказать.
Она дождалась, когда он загонит себя до изнеможения, а потом уютно устроилась у него под боком. От лихорадки его лапам было тепло даже в сыром брюхе канализации.
Олео зарычал так громко, что Ласка отпрыгнула от него, не успев даже проснуться. Его морда заметалась из стороны в сторону. Ласка отступила назад и развернула лапы в тоннель, готовая броситься наутёк.
–
– Ну, вот, – заключил Джулеп.
Он с ворчанием поднялся и заковылял прочь по тоннелю.
– Подожди! – крикнула ему вслед Ласка. – Он ещё не опасный! Он даже сидеть не может!
Джулеп обернулся и посмотрел на неё сердито.
– Ласка, я
Ласка не нашлась что ответить. Джулеп поковылял дальше, и вскоре его хвост растаял во тьме. А сердце Ласки тянуло в другую сторону.
Булькающие звуки тоннеля залили Ласке уши, и откуда-то из глубины запузырилась непрошеная мысль. На этот раз Ласка уже не смогла тряхнуть головой и прогнать её.
– Моя мама сумеет помочь нам! – закричала она вслед Джулепу.
Шаги Джулепа смолкли.
– Твоя мама ведь умерла.
– В том-то и дело… – замялась Ласка, – что нет.
От этих слов её горло будто закровоточило.
– Чего? – показался из темноты Джулеп.
Ласка уставилась на мокрые кирпичи у себя под лапами.
Там, на кладбище, когда Джулеп и Стерлинг принимались шептаться о судьбах своих родных, она позволяла им верить, что вся её семья умерла тоже. Так проще. Ни о чём не надо рассказывать.
– Зачем тогда было об этом врать? – оторопел Джулеп.
Ласка повесила голову ещё ниже:
– Дасти не нравилось, когда мы заговаривали про такое.