Став победителями, конституционалисты начали сводить старые счеты. 30 июля прошли широкомасштабные аресты сторонников Мохаммада Али; были арестованы реакционные муджахиды шейх Фазлолла, Али Акбар Боруджерди и Ахунд Амоли. В тюрьму были заключены несколько бывших военных помощников шаха и шеф полиции Сардар Афхам. На следующий день шейх Фазлолла был повешен перед ликующей толпой, в которой был и его сын. 1 августа был повешен Аджудан-баши Исмаил-хан, бывший командир артиллерии, участвовавшей в бомбардировке меджлиса. Русский поверенный в делах Саблин обратился к новому персидскому правительству с просьбой не предаваться безудержной мести, но персы не обратили на нее внимания. Саблин пожаловался исполняющему обязанности министра иностранных дел С.Д. Сазонову, который дал поручение русскому послу в Лондоне передать Грею, что, поскольку персы не желают последовать совету двух держав, «мы, вероятно, вынуждены будем прибегнуть к угрозам для предотвращения проявлений политической мести».
Значительно важнее жизней нескольких реакционеров для русского дипломатического представительства была судьба казачьей бригады и ее офицеров. В день свержения Мохаммада Али секретарь миссии Барановский встретился с Сепахдаром, Сардаром Ас'адом и Ефрем-ханом, лидерами временного правительства, и потребовал, чтобы бригада была оставлена под командованием русского полковника. Более того, Барановский настаивал, чтобы всем офицерам и рядовым казакам, защищавшим шаха, была дана полная амнистия. Он получил письменное обещание, что «временно Персидская казачья бригада останется, как и прежде, под командованием полковника Ляхова на условиях его полного подчинения военному министру, который будет сегодня назначен, и выполнения всех приказов, отданных ему этим министром».
Утвердив положение казачьей бригады, русская миссия взялась за задачу обеспечения положения своих агентов при дворе. Конституционалисты стремились удалить мальчика-шаха от влияния его русского учителя капитана Смирнова и врача Садовского. Первому было отказано во встречах с шахом. «Нет сомнений, – телеграфировал домой Саблин, – что в правительственных сферах не хотят видеть во дворце штабс-капитана Смирнова. Я полагаю, что нам следует настаивать, чтобы Смирнов был оставлен учителем шаха». Когда главным врачом Ахмад-шаха был официально назначен английский доктор Линдли, Баркли и Саблин пытались удержать персидское правительство от пренебрежения интересами России. Саблин постоянно указывал на выдержку, проявленную Россией. У него было много поводов призвать в Тегеран русские войска, но он не сделал этого «из уважения к национальному движению» и в надежде, «что новые люди смогут понять и оценить политику России». Саблин был разочарован. В граничащие с Россией провинции назначены невежественные губернаторы; Смирнов и Садовский уволены со своих постов; русский банк не получил содействия в судебном преследовании своих персидских должников; право «баста» было нарушено. Саблин просил свое правительство дать ему указания, какие сильные меры он может применить, чтобы новые власти раз и навсегда поняли, что наше невмешательство не синоним попустительства.
21 сентября в Тегеран прибыл новый русский посланник С. Поклевский-Козелл. Либерал по своим наклонностям, дружески настроенный по отношению к британцам, Поклевский намеревался проводить примирительную политику. Дело Смирнова и Садовского было одним из первых, с которыми ему пришлось разбираться; и он внес в него здравый смысл и терпимость, которые редко проявляли его предшественники. Он был бы удовлетворен, если бы капитан Смирнов оставил свой пост наставника шаха и остался инструктором военного дела, но у Извольского было другое мнение. Он увидел в попытке персов избавиться от капитана Смирнова и доктора Садовского недружественный акт. Поклевский должен был довести это до сведения персов и потребовать восстановления статус-кво. Поклевский немедленно изменил тон, и персы сразу сдались, заявив, что «никогда не посмели бы предпринять такой враждебный шаг, как увольнение месье Смирнова и Садовского». Но монополия Смирнова была нарушена, он остался при дворе в качестве одного из нескольких учителей юного шаха. Извольский изменил свое мнение и сообщил Поклевскому: «С полной сменой политического режима в Персии нельзя ожидать, что образование шаха будет доверено иностранному офицеру».