Борис Парамонов на радио "Свобода" -2011

Борис Парамонов: Возможно. И чтобы не заходить слишком далеко с этой параллелью, нужно отметить важное отличие сорокинской вещи от солженицынской лагерной повести. Оно - в одном непредвиденном ранее сюжете: Комяга с его опричниками, всячески преследуя и выводя крамолу, не отказывает себе в скромных удовольствиях начальника, имеющего доступ к казенному мешку. Вот новация – и не литературная уже, а жизненная: нынешнее начальство не только носит воровские кликухи (у Сорокина по крайней мере), но и само ворует: полное сращение государственных и криминальных структур – новейшая черта новой, путинской уже России, что и отмечает рецензент сорокинской книги Стивен Коткин – профессор Принстонского университета. Такие вещи западные читатели понимают и без переводов.

Александр Генис: Потому что об этом давно и много, особенно – во времена Викиликс - уже пишется на газетных страницах, а не только в изысканных книгах авангардистских русских писателей.

Борис Парамонов: В связи с этим вспоминается еще одна сцена из ''Дня опричника'', представляющая тяжелое испытание для переводчика. Комяга приходит за советом к некоей пророчице – той, которая сжигает в печке книги русских классиков, - и спрашивает у нее, что будет с Россией. ''С Россией будет ничего'', - отвечает пророчица. По-русски здесь сногсшибательная двусмысленность, граничащая с утратой всякого смысла. На этот диспут касательно неантизации – исчезновении - бытия в сознании и языке впору бы пригласить столпов экзистенциализма Хайдеггера и Сартра.

Но лично мне эта сцена негативного пророчества (было оно или не было? Ничего не будет с Россией или она превратится в ничто?) напомнила не столько Сартра с Хайдеггером, сколько старую статью В.В.Розанова ''Вокруг русской идеи''. Розанов в этой статье вспомнил сцену из мемуаров графа Бисмарка, бывшего одно время послом в Петербурге. Однажды он попал в метель, пургу, казалось, всё уже кончено, но кучер повторял всё время одно слово: ''Ничево!''. А это слово Бисмарк знал: ничего, как-нибудь выберемся.

Вот бы такое подстрочное примечание дать к этому месту английского перевода.

Александр Генис: Оно пригодится для перевода следующей книги Сорокина – ''Метель''.

Борис Парамонов: В заключение об одном скромном умолчании, вернее эвфемизме автора рецензии на перевод ''Дня опричника''. Есть у него в конце рецензии такая фраза: ''В книге почти нет женских персонажей, за исключением сцены насилия. Опричники – это настоящее мужское братство, как это представлено в изобретательно придуманной заключительной сцене''.

Это то, что называется: в доме повешенного не говори о веревке. Эта самая заключительная кульминация – гомосексуальное игрище опричников, составляющих так называемую гусеницу. Особого упоминания и не надо было бы, если б не намеренное и яркое отнесение этой сорокинской сцены к пляске опричников с личиной из фильма ''Иван Грозный''. У Эйзенштейна опричнина – мужской монастырь, в котором справляют черные гомосексуальные мессы. Этот образ подхватывает у него Сорокин, давая еще одну общекультурную русскую проекцию своей по-видимому новаторской, но такой, в сущности, традиционно русской книге.

Source URL: http://www.svoboda.org/content/transcript/3554213.html

* * *

Мартовское кинообозрение

Дмитрий Волчек: Мне уже приходилось говорить, что я принадлежу к большой международной секте фанатов Рауля Руиса. Энтузиазм этой секты не иссяк, ряды ее ширятся, но в последнее время утвердилось ощущение, что Руис, которому в июле исполнится 70 лет, лучшие свои фильмы уже снял, его главные достижения в прошлом. И вот его новая работа – ''Лиссабонские тайны'' – неожиданный шедевр, фильм безупречный, который смотришь на одном дыхании, несмотря на длину. Я видел версию, которая продолжалась четыре с половиной часа, а кинокритик Борис Нелепо – шестичасовой телевизионный вариант.

Борис Нелепо: Полную версию я смотрел в кинозале – и был бы рад провести там ещё не один час. ''Лиссабонские тайны'' – это мастер-класс по увлекательному повествованию, не отпускающему зрителя ни на минуту.

Фильмография режиссера насчитывает вместе с короткометражками под сотню названий – с какими только жанрами, формами и сюжетами он не экспериментировал! Руис всегда был увлечен историями, каждая из которых тянет следующую, образуя нескончаемую цепочку. Герой ''Лиссабонских тайн'' сирота Жоао воспитывается священником – отцом Динисом, который знает тайну рождения мальчика, но не спешит её раскрывать. Этот секрет мы вскоре узнаем, но за ним следуют новые и новые загадки, новые судьбы, новые города и страны. Экспатриант Руис, чилиец, живущий во Франции, любит смешивать языки, и в ''Лиссабонских тайнах'' на равных звучат португальский и французский.