Букер на цыпочках вернулся в дом и, прислушиваясь к сонному сопению Брайд, вытащил блокнот, чтобы в очередной раз – и снова без знаков препинания – излить на бумаге все то, что не в состоянии был выговорить вслух.
Букер отложил блокнот, и теплые сумерки окутали его, утишая душевное волнение. Теперь ему оставалось только дождаться рассвета.
Брайд проснулась навстречу ярким солнечным лучам после крепкого, без сновидений, сна – так крепко она не спала никогда в жизни, даже после изрядного подпития. И теперь, проспав столько часов подряд, она чувствовала себя не только отлично отдохнувшей и набравшейся сил, но и полностью избавившейся от того напряжения, что владело ею в последнее время. Впрочем, сразу вставать с постели она не стала и продолжала лежать с закрытыми глазами, наслаждаясь чудесными новыми ощущениями – приливом жизненных сил и ослепительной ясностью мыслей. Покаявшись в грехах, совершенных Лулой Энн, Брайд почувствовала себя заново рожденной. Ей больше не нужно вновь и вновь переживать пренебрежение матери и уход из семьи отца, не пожелавшего смириться с появлением чернокожего ребенка. Да нет, все это она не просто переживала; она пыталась выжить, терзая себя постоянными воспоминаниями об этом. Решительно отогнав мысли о прошлом, Брайд села в постели и увидела Букера. Он пил кофе за откидным столиком, и вид у него был скорее задумчивый, чем сердитый. Брайд, недолго думая, придвинулась к столу. И даже стащила у Букера с тарелки полоску бекона. А потом и кусок от его тоста откусила.
– Хочешь еще? – спросил Букер.
– Нет, спасибо.
– Кофе? Сок?
– Ну, пожалуй, кофе.
– Конечно, сейчас.
Брайд протерла глаза, пытаясь восстановить в памяти, что именно предшествовало ее соскальзыванию в столь глубокий сон. Вспомнить все ей помогла шишка, красовавшаяся у Букера над левым виском.
– Как это ты с одной здоровой рукой ухитрился меня на постель перетащить?
– Мне помогли, – сказал Букер.
– Кто?
– Куин.
– О господи! Теперь она решит, что я окончательно спятила!
– Вряд ли. – Букер поставил перед Брайд чашку с горячим кофе. – Она у нас большая оригиналка. Спятивших от нормальных отличать не умеет.
Брайд сдула в сторону парок, поднимавшийся над чашкой.
– Она показала кое-что из того, что ты присылал. Несколько страниц. Почему ты все это отсылал именно ей?
– Не знаю. Возможно, я все-таки слишком дорожил своими опусами, чтобы просто взять и выбросить их в мусорную корзину; с другой стороны, они не настолько мне нравились, чтобы вечно таскать их с собой. В общем, я решил, что неплохо было бы сохранить их где-нибудь в надежном месте. А Куин хранит абсолютно все.
– Когда я их прочла, то догадалась, что все это обо мне… Я права?
– О да! – Букер нарочито округлил глаза и театрально вздохнул. – Разумеется, все это о тебе – ну и еще немного о нашем мире и о той Вселенной, в которой мы существуем.
– Может, перестанешь надо мной подшучивать? Ты же прекрасно понял, что я хотела сказать. Ты написал это, когда мы были вместе, так?
– Это просто мысли, Брайд. Разрозненные мысли – попытка передать словами то, что я чувствовал, чего боялся, и чаще всего то, во что я по-настоящему верил.
– И ты все еще веришь, что разбитое сердце должно гореть, как звезда?
– Верю. Но звезды могут взрываться и исчезать, так что того, что мы видим, глядя на них, там, возможно, уже вовсе и нет. Некоторые звезды могли умереть тысячу лет назад, но их свет дошел до нас только сейчас. Что-то вроде старой информации, которую выдают за свежие новости. Кстати, об информации: как ты узнала, где я?
– Тебе пришло письмо. Вернее, просроченная платежная квитанция из музыкального магазина-мастерской «Pawn Palace». Вот я туда и поехала.
– Зачем?