Божена Прекрасная

– Это Спаситель, доченька. – Генерал обожал детей, младшую Майечку в особенности.

Божене в церкви опять стало дурно. Она едва стояла на слабых, как будто ватных ногах, чувствуя сильное головокружение. Всё так и вертелось, мелькало перед глазами: яркие фрески, иконы, светильники, пятна горящих свечей в руках молящихся…

Божена вытерла кружевным платочком лоб, прикрыла глаза, чтобы унять эту бесконечную круговерть перед глазами.

– Мадам, вам нехорошо?

Женевьев, присматривающая за детьми, первой заметила, что Божене снова стало дурно.

"Странно, – подумала она, – почему мадам всегда делается плохо в церкви?"

– Да, мне душно, я выйду на воздух.

Едва Божена миновала паперть, как почувствовала облегчение, а отойдя на десяток метров от собора, и вовсе позабыла про недомогание.

"А матушка спокойно ходила в церковь, – вспомнила она, – добрая была… Старинной книгой не пользовалась, да и мне отдавать её не хотела, перед смертью велела сжечь".

Божена хотела исполнить матушкину просьбу, но открыла кожаный переплёт, украшенный золотым тиснением, и рука не поднялась. Удивительно, что в книге ей всё было понятным: прорисованные знаки, схемы, подписи к ним, все незнакомые ранее слова и заклинания. Это сила, это власть… нет, добровольно Божена с ней не расстанется. Лежит книга в запертом на ключ ящичке вместе с чёрными свечами и мешочками высушенных трав.

Служба закончилась. Нарядные прихожане выходят из собора, лица у них умиротворённые, светлые. Вот и генерал с детьми и няней показался, а с ними какой-то незнакомый солидный господин.

– Дорогая, это русский доктор, Пётр Аркадьевич, – отрекомендовал он, подходя к Божене. – Он будет тебя лечить.

– Здравствуйте, – доктор поклонился.

– Здравствуйте… Но зачем, Николенька? У меня есть врач, месье Леру.

– Не доверяю я этому французику, вот Пётр Аркадьевич придёт и осмотрит тебя.

Что ж, или она отговорит мужа от этой затеи, или придётся перед доктором изображать себя больной.

– Буду очень рада, месье, – Божена обворожительно улыбнулась.

4

– Жюли, Жюли! – заволновалась кухарка в белом чепце и фартуке, увидев в кухне мелькнувший подол. – Спроси мадам что готовить на ужин: рябчика или курицу?

– Я не хочу лишний раз попадаться ей на глаза, – испугалась горничная, – вдруг она снова не в духе? Спроси сама.

– Не могу. Когда я захожу в комнаты, она говорит, что теперь всюду воняет кухней… Пригласи мадам сюда, я сама скажу. Дурочка, чего ты боишься?

– Боюсь, злая она… Как посмотрит своими глазищами, так душа в пятки. – Хорошенькая, с пикантным личиком Жюли опустила голову. – Ну хорошо, если ты просишь, то позову…

Она заглянула в гостиную, в детскую.

– Мадмуазель Мари, вы не видели свою матушку?

– Она сказала, что будет читать у себя в комнате, – ответила Маша.

Жюли прошла через коридор к комнате Божены и тихо постучала. Ей не ответили. Горничная приоткрыла створку двери и заглянула в щель.

– Мадам, кухарка просит вас зайти на минуточку… Мадам? – она подошла ближе.

В комнате был полумрак от задёрнутых тяжёлых штор, на столике горели чёрные свечи и лежала раскрытая толстая книга, а мадам Хелена сидела, не шевелясь, и будто спала, но её серые глаза были широко открыты, в них плясали огоньки от пламени свечей.

Жюли стало страшно. И от этого обездвиженного тела, и от стеклянного взгляда, и от чёрных свечей, и от странной книги, в которой она заметила какие-то рисунки в виде кругов и звёзд.

Горничная на цыпочках вышла из комнаты, плотно прикрыв дверь.

– Мадам спит, не стала её будить, я же не сумасшедшая, – сказала Жюли кухарке. – Готовь что хочешь, потом скажешь, что она так решила.

Ей, болтушке и сплетнице, было тяжело держать язык за зубами: это же такая интересная история! А вдруг Хелен колдует? На неё, правда, не похоже, но факты, факты…

Отозвав в сторонку Женевьев, тряся кудряшками, горничная, не жалея красок, передала подробности про спящую мадам, про книгу и про чёрные свечи.

Женевьев слушала с вытаращенными глазами и отвисшей губой, а потом убеждённо сказала:

– Мадам – ведьма, я и раньше подозревала.

– Почему? – изумилась Жюли. – Потому что она злая?

Няня махнула рукой:

– Злая, но не поэтому… ей в церкви всегда дурно. Месье Николя молится и слезами умывается, а на Хелен лица нет, то краснеет, то бледнеет, дышать нечем, ломает её всю. Я сзади стою и всё вижу… А как выйдет – сразу здорова.

– Я теперь ещё больше боюсь, – с дрожью в голосе сказала Жюли, и её хорошенькое личико исказилось от страха, – придётся новое место подыскивать.

Женевьев кое-как успокоила подругу и вернулась в детскую.

"Ну надо же… надо же… – думала она, переодевая малышку, – такая ангельская внешность, такая милая, почти детская улыбка – и занимается колдовством! Интересно, а что это за книга? Есть ли там заклинание на богатство или удачу?"

Женевьев как-то по-новому стала поглядывать на Божену, теперь к неприязни добавилось ещё и любопытство, смешанное со страхом.

***

Майечка раскапризничалась. Куда-то подевалась её любимая кукла с настоящими волосами и фарфоровой головой.

– Не плачь, солнышко, сейчас няня найдёт твою куклу, – увещевала Женевьев.