Божественная комедия (илл. Доре)

И зренье пробужденному немило,
Настолько смутен он, вернувшись в быль,
Пока сознанье ум не укрепило, —

76

Так Беатриче с глаз моих всю пыль
Прочь согнала очей своих лучами,
Сиявшими на много тысяч миль;

79

Я даже стал еще острей глазами;
И вопросил, смущенный, про того,
Кто как четвертый свет возник пред нами.

82

И Беатриче мне: «В лучах его
Душа, всех прежде созданная,*

славитСоздателя и бога своего».

85

Как сень ветвей, когда ее придавит
Идущий ветер, никнет, тяжела,
Потом, вознесшись, вновь листву расправит, —

88

Таков был я, пока та речь текла,
Дивясь; потом, отвагу вновь обретши
В той жажде молвить, что мне душу жгла,

91

Я начал: «Плод, единый, что, не цветши,
Был создан зрелым, праотец людей,
Дочь и сноху в любой жене нашедший,*

94

Внемли мольбе усерднейшей моей,
Ответь! Вопрос ты ведаешь заране,
И я молчу, чтоб внять тебе скорей».

97

Когда зверек накрыт обрывком ткани,
То, оболочку эту полоша,
Он выдает всю явь своих желаний;

100

И точно так же первая душа
Свою мне радость сквозь лучи покрова
Изобличала, благостью дыша.

103

Потом дохнула: «В нем*

я и без словаУверенней, чем ты уверен в том,
Что несомненнее всего иного.

106

Его я вижу в Зеркале святом,
Которое, все отражая строго,
Само не отражается ни в чем.

109

Ты хочешь знать, давно ль я, волей бога,
Вступил в высокий сад, где в должный миг
Тебе открылась горняя дорога,*

112

Надолго ль он в глазах моих возник,
И настоящую причину гнева,
И мною изобретенный язык.

115

Знай, сын мой: не вкушение от древа,
А нарушенье воли божества
Я искупал, и искупала Ева.

118

Четыре тысячи и триста два
Возврата солнца твердь меня манила
Там, где Вергилий свыше внял слова;*

121

Оно же все попутные светила
Повторно девятьсот и тридцать раз,
Пока я жил на свете, посетило.*

124

Язык, который создал я, угас
Задолго до немыслимого дела
Тех, кто Немвродов исполнял приказ;*

127

Плоды ума зависимы всецело
От склоннностей, а эти — от светил,
И потому не длятся без предела.

130

Естественно, чтоб смертный говорил;
Но — так иль по-другому, это надо,
Чтоб не природа, а он сам решил.

133

Пока я не сошел к томленью Ада,
«И» в дольном мире звался Всеблагой,
В котором вечная моя отрада;

136

Потом он звался «Эль»; и так любой
Обычай смертных сам себя сменяет,
Как и листва сменяется листвой.

139

На той горе, что выше всех всплывает,
Я пробыл и святым, и несвятым
От утра и до часа, что вступает,

142

Чуть солнце сменит четверть, за шестым».*

Песнь двадцать седьмая

Восьмое, звездное небо (окончание) — Вознесение в девятое небо

1

«Отцу, и сыну, и святому духу» —
Повсюду — «слава!» — раздалось в Раю,
И тот напев был упоеньем слуху.

4