Божественная комедия

¹⁴⁵ Я созерцал смягчённое горенье

       Юпитера меж сыном и отцом;[1582]

       Мне уяснилось их перемещенье.

¹⁴⁸ И быстроту свою, и свой объем

       Все семеро представили мне сами,

       И как у всех — уединённый дом.

¹⁵¹ С нетленными вращаясь Близнецами,

       Клочок, родящий в нас такой раздор,

       Я видел весь, с горами и реками.[1583]

¹⁵⁴ Потом опять взглянул в прекрасный взор.

ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Восьмое, звёздное небо. — Торжествующие

¹ Как птица, посреди листвы любимой,

     Ночь проведя в гнезде птенцов родных,

     Когда весь мир от нас укрыт, незримый,

⁴ Чтобы увидеть милый облик их

     И корм найти, которым сыты детки, —

     А ей отраден тяжкий труд для них, —

⁷ Час упреждая на открытой ветке,

     Ждёт, чтобы солнцем озарилась мгла,

     И смотрит вдаль, чуть свет забрезжит редкий, —

¹⁰ Так Беатриче, выпрямясь, ждала

      И к выси, под которой утомлённый

      Шаг солнца медлит,[1584] очи возвела.

¹³ Её увидя страстно поглощённой,

      Я уподобился тому, кто ждёт,

      До времени надеждой утолённый.

¹⁶ Но только был недолог переход

      От ожиданья до того мгновенья,

      Как просветляться начал небосвод.

¹⁹ И Беатриче мне: "Вот ополченья

      Христовой славы, вот где собран он,

      Весь плод небесного круговращенья!"

²² Казался лик её воспламенён,

      И так сиял восторг очей прекрасных,

      Что я пройти в безмолвье принуждён.

²⁵ Как Тривия в час полнолуний ясных

      Красуется улыбкою своей

      Средь вечных нимф, на небе неугасных,[1585]

²⁸ Так, видел я, над тысячей огней

      Одно царило Солнце,[1586] в них сияя,

      Как наше — в горних светочах ночей.[1587]

³¹ В живом свеченье Сущность световая,

      Сквозя, струила огнезарный дождь

      Таких лучей, что я не снёс, взирая.

³⁴ О Беатриче, милый, нежный вождь!

      Она сказала мне: "Тебя сразила

      Ничем неотражаемая мощь;

³⁷ Затем что здесь — та Мудрость, здесь — та Сила,

      Которая, вослед векам тоски,

      Пути меж небом и землёй открыла".

⁴⁰ Как пламень, ширясь, тучу рвёт в куски,

      Когда ему в её пределах тесно,

      И падает, природе вопреки,

⁴³ Так, этим пиршеством взращён чудесно,

      Мой дух прорвался из своей брони,

      И что с ним было, памяти безвестно.

⁴⁶ "Открой глаза и на меня взгляни!

      Им было столько явлено, что властны

      Мою улыбку выдержать они".

⁴⁹ Я был как тот, кто, пробудясь, неясный

      Припоминает образ, но, забыв,

      На память возлагает труд напрасный, —

⁵² Когда я услыхал её призыв,

      Такой пленительный, что на скрижали

      Минувшего он будет вечно жив.

⁵⁵ Хотя б мне в помощь все уста звучали,

      Которым млека сладкого родник

      Полимния и сестры[1588] изливали,

⁵⁸ Я тысячной бы доли не достиг,

      Священную улыбку воспевая,

      Которой воссиял священный лик;

⁶¹ И потому в изображенье Рая

      Святая повесть скачет иногда,

      Как бы разрывы на пути встречая.

⁶⁴ Но столь велики тягости труда,

      И так для смертных плеч тяжка натуга,

      Что им подчас и дрогнуть — нет стыда.

⁶⁷ Морской простор не для худого струга —

      Тот, что отважным кораблём вспенен,

      Не для пловца, чья мысль полна испуга.[1589]

⁷⁰ "Зачем ты так в моё лицо влюблён,

      Что красотою сада неземного,

      В лучах Христа расцветшей, не прельщён?

⁷³ Там — роза[1590], где божественное Слово

      Прияло плоть; там веянье лилей,[1591]

      Чей запах звал искать пути благого".

⁷⁶ Так Беатриче; повинуясь ей,

      Я обратился сызнова к сраженью,

      Нелёгкому для немощных очей.

⁷⁹ Как под лучом, который явлен зренью

      В разрыве туч, порой цветочный луг

      Сиял моим глазам, укрытым тенью,

⁸² Так толпы светов я увидел вдруг,

      Залитые лучами огневыми,

      Не видя, чем так озарён их круг.

⁸⁵ О благостная мощь, светя над ними,

      Ты вознеслась, свой облик затеня,

      Чтоб я очами мог владеть моими.

⁸⁸ Весть о цветке, чьё имя у меня

      И днём и ночью на устах, стрёмила

      Мой дух к лучам крупнейшего огня.

⁹¹ Когда моё мне зренье отразило

      И яркость и объем звезды живой,

      Вверху царящей, как внизу царила,

⁹⁴ Спустился в небо светоч огневой[1592]

      И, обвиваясь как венок текучий,

      Замкнул её в свой вихорь круговой.

⁹⁷ Сладчайшие из всех земных созвучий,

      Чья прелесть больше всех душе мила,

      Казались бы как треск раздранной тучи,

¹⁰⁰ В сравненье с этой лирой, чья хвала

       Венчала блеск прекрасного сапфира,

       Которым твердь светлейшая светла.

¹⁰³ "Я вьюсь, любовью чистых сил эфира,

       Вкруг радости, которую нам шлёт

       Утроба, нёсшая надежду мира;

¹⁰⁶ И буду виться, госпожа высот,

       Пока не взыдешь к сыну и святые

       Не освятит просторы твой приход".

¹⁰⁹ Такой печатью звоны кольцевые

       Запечатлелись; и согласный зов

       Взлетел от всех огней, воззвав к Марии.

¹¹² Всех свитков мира царственный покров,[1593]

       Дыханьем божьим жарче оживляем

       И к богу ближе остальных кругов,

¹¹⁵ Нас осенял своим исподним краем

       Так высоко, что был ещё незрим

       И там, где я стоял, неразличаем;

¹¹⁸ Я был бессилен зрением моим

       Последовать за пламенем венчанным,

       Вознёсшимся за семенем своим.[1594]

¹²¹ Как, утолённый молоком желанным,

       Младенец руки к матери стрёмит,

       С горячим чувством, внешне излиянным,

¹²⁴ Так каждый из огней был кверху взвит

       Вершиной, изъявляя ту отраду,

       Которую Мария им дарит.

¹²⁷ Они недвижно представали взгляду,

       «Regina coeli»[1595] воспевая так,

       Что я доныне чувствую усладу.