От постоянного пребывания в четырёх стенах время сливается для меня в одну бессмысленную, безликую и невероятно тягучую субстанцию. Я пробую вставать с кровати, ем то, что мне дают, но делаю это без энтузиазма, словно в полудрёме, даже не особенно осознавая, кто находится рядом со мной. Мыслями я снова и снова возвращаюсь к событиям минувшей недели. Прокручиваю их один за одним, не в силах остановиться. Словно это доставляет мне некое извращённое удовольствие. И даже во сне мне нет покоя: стоит только закрыть глаза, как видения из прошлого с мучительной ясностью встают перед моим внутренним взором.
“Ты выжил, а мы погибли. Хотя не меньше тебя заслуживали жизни”, ― казалось, шепчут мне призраки во мраке ночи, столпившиеся у изголовья моей кровати и упорно не желающие мириться с подобной несправедливостью.
Это особенно невыносимо.
Временами, в моменты коротких просветлений, я думаю о том, как мне хочется напиться из Леты и всё забыть. Даже если ради этого мне придётся пожертвовать и хорошими воспоминаниями, которыми я жил до сих пор, ― в приступах малодушия это кажется мне небольшой платой за спокойствие. Вот только боги сделали эту привилегию доступной лишь мёртвым. Иронию невозможно не почувствовать.
Трудно сказать, как долго я находился в таком состоянии ― мне представляется, что не меньше месяца, хотя на деле, должно быть, лишь несколько дней, ― но, проснувшись однажды, я не чувствую больше ничего. Глядя в идеально выбеленный потолок своей палаты, я не вижу смертельно бледного лица Луки, не задыхаюсь в бессильной ярости, в который раз опаздывая на помощь Талии, не слышу криков тех, кого забрало море. Разумеется, я не питаю иллюзий насчёт того, что видения покинули меня навсегда. Просто утомлённый разум отказался и дальше себя мучить, временно давая мне передышку.
Оглядевшись будто впервые, я поднимаюсь в кровати и опускаю ноги на пол. В комнате, кроме меня, никого нет ― и это устраивает меня как нельзя лучше. Вконец запутанные мысли лучше всего приводить в порядок в полной тишине и одиночестве. Я прислушиваюсь к своим ощущениям и с удовлетворением отмечаю, что боли почти нет, лишь осталась лёгкая скованность, наиболее сосредоточенная в том месте на боку, где проходит розовая полоса, не так давно бывшая глубокой кровоточащей раной. Моё общее самочувствие ― как после затяжной болезни, но в то же время ощущения подсказывают, что дело идёт на поправку. Я неторопливо встаю с кровати и, слегка размявшись, плетусь в сторону ванной комнаты, соседствующей с моей, ― о комфорте для победителей здесь позаботились.
Прохладные струи скользят по моей коже, даря приятное, почти позабытое ощущение свежести, когда я забираюсь в ванну и включаю душ. Почувствовав прилив сил, я даже решаю полноценно вымыться. А после упираюсь руками в покрытую плиткой стену, гладкую от испарений, и опускаю голову, позволяя воде просто течь по моей спине. На минуту забываюсь, и в этот момент меня молнией пронзает воспоминание: в день начала Игр я точно так же стоял под душем, готовясь к худшему. Будто целая жизнь прошла с тех пор… Стоять так и дальше становится до дрожи холодно, и я поспешно вылезаю из ванны.
В моей палате по-прежнему пусто, и на этот раз меня это несколько разочаровывает, ведь за время своего выздоровления я практически ни с кем не разговаривал. Я сажусь на край кровати, мельком окинув взглядом смятую постель. Возвращаться к унылому созерцанию потолка совершенно не хочется. Впрочем, гнетущая тишина, надёжно хранимая толстыми стенами, и без того подталкивает к размышлениям. Но мрачные думы всё-таки не успевают завладеть моим сознанием: в комнату, осторожно приоткрыв дверь, на случай если я сплю, робко заглядывает Аннабет.
― Привет, ― улыбается она и, потоптавшись немного у входа, проходит внутрь. ― Мне сказали, к тебе уже можно.
― Привет! ― я удивлён так же, как и обрадован визитом Аннабет.
Она садится со мной рядом и, скинув обувь, по-простому забирается с ногами на кровать. Я украдкой всматриваюсь в её лицо. Оно ещё хранит отпечатки перенесённых испытаний, но теперь Аннабет опрятно одета и причёсана, и если не обращать внимания на некоторые мелочи, вроде так и не исчезнувших теней под глазами, то можно представить, будто ничего и не было. Хотя… кого я хочу обмануть?
― Как ты?
Аннабет пожимает плечами, и я лучше, чем кто-либо, понимаю её состояние.
― Во всяком случае, это я первая пришла к тебе, ― с намёком на шутку говорит девушка, но её взгляд остаётся серьёзным.
В покоях воцаряется тишина. Не такая, когда нечего сказать, а такая, когда всё ясно и без слов.
― До сих пор не могу поверить… ― я на несколько секунд прячу лицо в ладонях и качаю головой.
― Как один долгий кошмарный сон, правда? ― понизив голос почти до шёпота, участливо делится Аннабет.
― Да уж… ― неохотно соглашаюсь я и, желая сменить тему, спрашиваю: ― Какие новости за эти дни?
― Я почти не выходила, поэтому не много могу рассказать тебе. Лагерь живёт своей прежней жизнью. А так… Когда мы полностью оклемаемся, состоится церемония нашего награждения. Так бывает после каждых Игр…