Гортензия охнула, когда ладони мужа завладели грудью, выгнулась навстречу его ласке, закрыла глаза и плюнула на предосторожности. «Завтра» будет потом, а сейчас страшно хочется почувствовать себя если не любимой, то хотя бы желанной.
Ривотт не спешил. Не позволял нетерпению смазать впечатления. С решительной настойчивостью отрезал жене дорогу назад, погружая в тепло и нежность. Теззи не возражала. Шла за ним доверчивым щенком. Закрывала глаза и окуналась в его жажду с отчаянием человека, вынужденного прыгнуть в пропасть, чтобы спастись. Шепот, невесомые касания, жар поцелуев и едва слышный скрип узкой кровати — все это окутывало разум медовой сетью неги, и Гортензия впервые за всю жизнь ждала последнего рывка мужчины с жадностью, без омерзения и страха.
Не дождалась! Собственное стянутое в тугой узел тело отозвалось уверенной пульсацией, одаряя неведомым раньше наслаждением. Погруженная в новые ощущения, Теззи не заметила, когда муж получил свое. Поняла, что все закончилось, по его спокойным поцелуям и томным неторопливым поглаживаниям.
Ривотт довольно улыбался, нависая над ней на локтях и не думая менять положение. Придавливал к кровати бедрами и между поцелуями разглядывал, будто музейную ценность. Теззи не оставалась в долгу.
— Что это? — погладила она татуировку на плече. Никак не могла понять, что за птица вписана в круг: то ли гарпия, то ли гриф.
— Родовая метка, — терпеливо пояснил Ривотт, целуя ее шею. — Чтобы не подменили ненароком.
— У нас так помечают только преступников, или тех, чей род провинился перед королем. У мужа Лилии на руке кленовый лист, его деда поймали на воровстве из казны.
— Не хочу сейчас говорить ни о метках, ни тем более о других мужчинах, — муж подался вперед бедрами, вдавливая ее в кровать.
— У тебя, кажется, болела рука, — томно напомнила Гортензия, пытаясь выбраться из-под мужчины.
— В таком положении ничего не болит, — весело подытожил он, устраиваясь сбоку и укладывая ее голову к себе на плечо. — А сейчас вообще ничего болеть не может… Слишком хорошо.
— Хочется петь как тогда, после дома с колоннами? — сама не зная отчего, поинтересовалась Теззи.
— Нет, — Ривотт пропустил укол жены мимо ушей, закопался рукой в ее влажной от пота шевелюре и поцеловал в висок. — Хочется катать супругу на ящере снова и снова. И на этот раз обойтись без четвероногих.
— Посмотрим, как ты заговоришь завтра, — улыбнулась она, целуя его плечо. Привычный запах дурманил, телом владела приятная усталость, а на душе было так хорошо, что хотелось гнать все думы о будущем.
— Посмотрим, — согласился муж, снова захватывая в жаркий плен ее губы.
Теззи подумалось вдруг, что домой они попадут нескоро, но ничего страшного в этом она не нашла. Пусть так. Ей неплохо и здесь.
Глава одиннадцатая
Всю неделю после своего падения Ривотт будто на крыльях летал. Утром — на дракодром, вечером — к Теззи. Рука почти не болела, тренировки с Ветром шли своим чередом, расстраивал только Принц. Лапа ящера никак не хотела заживать, но ветеринар обнадеживал и дракей почти не волновался. Разве что забегал к приятелю чаще обычного. Ривотт чувствовал себя совершенно довольным, и ему страшно хотелось разделить эту радость с другом.
Принц жалобно фыркал, припадал на одну лапу, но задорно махал хвостом и терся мордой о голову дракея. Поначалу мешкал, видимо, тонким обонянием улавливая в запахе Ривотта отголоски духов Теззи, но вскоре смирился. В конце концов, и у человеческого мужчины время от времени должны быть самки. Пройдет!
Ривотт не замечал его ревности. Списывал все на Ветра и больную конечность ящера. Приходил, гладил зубастую морду и рассказывал о Теззи. О том, как они с женой провели вечер, о чем разговаривали и где были. Со временем, он, вероятно, начал бы делиться другими подробностями, но происходящее сейчас будило в душе столько тепла, что обсуждать это даже с приятелем не хотелось.
Сегодняшний вечер обещал не меньше радостей, чем все предыдущие. Ривотт прихватил по дороге букетик ярко-красных миниатюрных роз и помчался домой. Теззи собиралась навестить драконюшню, но к ужину планировала вернуться. Ему хотелось прийти раньше, чтобы добавить к трапезе приятную мелочь. Подготовил все еще вчера, и сейчас требовалась четверть часа, не больше.
Влетел в пустой дом и первое, на что наткнулся в прихожей, — это стопка писем. Вероятно, Фукси принесла их, пока хозяев не было дома. Сверху красовался тонкий бледно-голубой с серебряной каемкой конверт. Отправителем послания значился Белдон Патрак.