Брачная ночь с горцем

Стиснув зубы, чтобы не издать ни звука, Саманта заставила себя подняться на ноги. Держась за стену дома, волоча за собой раненую ногу, мучительно медленно она продвигалась вперед. Что с ней такое? Не могла же щепка, отколовшаяся от горящего дома, пронзить ногу насквозь?

И тут из-за угла шагнула ей навстречу какая-то темная тень… Мужчина. Высокий и широкоплечий. С револьвером в руке.

– Руки вверх, или…

Саманта вовремя оттолкнула дуло его револьвера. Выстрел оглушил ее, но пуля ушла в сторону. В тот же миг Саманта выстрелила сама. Враг повалился мешком, а с головы его слетела ковбойская шляпа – и исчезла в ревущем столбе пламени, в который превратился старый особняк Россов.

Еще один пожар разгорался по соседству, в единственном, кроме особняка, высоком строении. Да, пожар, выходит, был и в конюшне.

Густой дым, висевший в холодном воздухе, щипал глаза. Щурясь и морщась, Саманта заковыляла к горящему строению.

Внезапно двери конюшни распахнулись, и появился Локрин с тремя лошадьми и породистым жеребцом, которого, по случаю холодной погоды, оставил здесь Каллум.

Саманта хотела его окликнуть, но от дыма у нее перехватило горло, и вместо крика вышел лишь кашель. Однако, обнаружив в себе силу воли, о которой раньше и не подозревала, она подбежала к Локрину в тот самый миг, когда он усаживал полубесчувственного Кэлибрида на неоседланного пони.

А две лошади вдруг вырвались и поскакали к Гришем-Пику, оглашая ночь паническим ржанием.

Жеребец Каллума, стоявший рядом с пони Локрина, явно мечтал убраться подальше от огня, и все же он стоял на месте – как будто повиновался Мак-Тайру даже в его отсутствие.

– Ехать верхом сможешь? – спросил старик.

Саманта кивнула.

Эррадейлские лошади почти всегда были оседланы, но Каллум чаще ездил на своем жеребце без седла и без узды. Чтобы сесть на него, Саманте пришлось подтянуться, ухватившись за гриву. Это усилие окончательно истощило ее силы, и ей, чтобы удержаться на коне, пришлось вцепиться ему в гриву. Левая же ее нога повисла плетью.

Локрин тут же сел позади Кэлибрида и направил лошадь к Гришем-Пику – в направлении Инверторна. Жеребец Каллума двинулся следом.

И теперь Саманта точно знала, что лорд Торн, как бы ни хотелось ему заполучить Эррадейл, в ее несчастье неповинен.

Ведь шотландцы не носят ковбойских шляп.

Глава одиннадцатая

«Я знаю, кто ты!» – эти слова Элисон эхом звучали в ушах Гэвина, поражая и изумляя.

А ведь он-то считал себя хитроумным охотником, носившим маску, сквозь которую никому не дано разглядеть его истинное лицо. Тем более – так ему казалось, не дано девушке, которая и видела-то его всего несколько раз… и с которой он почему-то был откровеннее, чем с многолетними знакомыми.

Четыре стены хозяйской спальни в Инверторне сделались клеткой, а сам он – метавшимся по этой клетке львом. Широкая кровать, гобелены, украшавшие любимую комнату, – все вызывало тошноту.

Итак, Элисон отправилась в Рейвенкрофт к Лиаму. И подружилась с его добросердечной женушкой. Помоги бог этой женщине; Мена добра и наивна – и потому вечно берется за безнадежные дела. Стоит лишь посмотреть, за кого она вышла замуж…

Ох, черт возьми! Его брат, опьяненный любовью, прыгает вокруг этой англичанки, словно щенок вокруг хозяина. «Ах, Мена! Моя Мена! Больше всего люблю целовать тебя, когда ты улыбаешься…»

Тьфу!

Если Мене удастся перетянуть Лиама на свою сторону, то потом она, конечно же, отправится к своей свояченице и лучшей подружке Фаре Блэквелл. А Фара сделает все возможное, чтобы к их заговору присоединился и Дориан Блэквелл, известный также как Черное сердце из Бен-Мора.

И тогда судейская коллегия магистрата обернется против него, Гэвина! Он превратится в негодяя, пытающегося отобрать дом у малышки Элисон Росс.

Примут ли они во внимание то обстоятельство, что он предлагал ей за поместье вдвое больше, чем оно стоит? Едва ли. Более того, если он, Гэвин, предъявит судейской коллегии свой документ об аренде и Эррадейл отойдет Лиаму… О, тогда его братец, возможно, передаст поместье малышке Элисон бесплатно – в виде возмещения за тот ад, на который обрек семью Россов их отец.

Самое время для Демона-горца покаяться в семейных грехах! Пожалуй, он и на благородный жест пойдет – лишь бы насолить брату. В очередной раз.

Из груди Гэвина вырвался судорожный вздох, и он, шагнув к стене, сжал кулаки. Потом вдруг криво усмехнулся и опустил руки. Нет, он не станет молотить кулаками стены! Безудержные выражения ярости он оставит Лиаму. А сам лучше подумает хорошенько. Использует хитрость, смекалку и внешность, которой наградил его Господь. И в конце концов добьется своего!

Гэвин поднял глаза на свое отражение в зеркале. Увиденное, как всегда, его порадовало. Суровые черты жестоких пиктских предков отца, смягченные аристократическим наследием матери, всегда служили ему верную службу…

Только не сейчас.