Брат болотного края

— Сдохнешь в канаве. Жижей болотной захлебнешься. Шишиги тебя обглодают. Зазовкам голову отдадут, будет с кем миловаться. Понял?

И саму обожгло проклятием. Лес покачнулся нерешительно, но отказать ей не смог. Затрещало в нем, заворочалось. Поспешило исполнять злые слова. Волк опешил, растерянный, он и хотел бы поджать хвост, да зверь покинул его, оставил человечью оболочку пустой, без яростной свой мощи, что так тянула к себе Лесю. Зачем волку проклятый человек? Не знает зверь сострадания. Убежит прочь. К тому убежит, кого не кляла на чем лес стоит пришлая девка.

В звенящей тишине только и слышно было, как надсадно хрипит Лежка. Перестать смотреть на него, мучаясь от жалости, Леся не могла. Все ощупывала взглядом, все искала лазейку к спасению. Куда его? Кто поможет? Спасет кто?

— Тут рядом… Больница… — ответил на ее немой вопрос Демьян.

Надежда вспыхнула, но тут же увяла, оставив после себе кромешную алость пролитой крови. Если и донесут его, скрипящего раздробленными костями, если приволокут к ржавой стене, если бросят там, поаукав, чтобы услышали. Если убегут, изнемогая от ужаса быть схваченными, скрученными и уведенными туда, где кончается лес и начинается долгая, мучительная и стыдная смерть. Если оставят Лежку людям, что выйдут на крик с уколами их, ремнями и таблетками. То никогда больше его не увидят. Если спасут его, то не отпустят. Если не выдюжат, то закопают подальше от лесной земли. И никогда уже Лежке не ходить босиком по палой хвое, не дышать землистым духом, не глядеть, как играет солнце через березовые листочки. Лучше умереть здесь. В папоротнике. Сейчас умереть. Леся знала это крепко. Крепче, чем себя саму. Словно когда-то уже принимала такое решение — уйти умирать в лес, лишь бы не жить в серых стенах, воняющих прелой штукатуркой. Уйти умирать, лишь бы никто больше не тянулся властной рукой, знающей, что ей все дозволено.

— Не трожь! — зло отбросила она эту руку.

И та исчезла. Растворилась в мутной воде. Только круги пошли все дальше и шире, будто камень бросили в озеро и глядят теперь, как расходится след, не давая покойного сна. А вода холодная, бездонная, пустая, но полная. Прозрачная там, где глубоко. Сорная там, куда ходит люд. Пачкает, баламутит. И надо выйти из берегов, смыть с глаз долой все, что мучает. Милосердное озеро. Озеро. Спящее озеро.

— Ты? — Леся рывком обернулась к Поляше. — Ты же сама умирала… Как?

Спросила, зная ответ. В воду его. В холодную воду. Смыть кровь, дать наглотаться, как водою матери, дать выкашлять смерть, продышаться новорожденным, насмотреться в небо. Прозрачного мальчика в прозрачное озеро. Спящего сына леса в спящие воды. Хрупкого в хрупкое. Вечного в вечное. Донести бы только.

— Донесу, — пообещал ей волк.

Закачались сосны, заскрипели, вторя, что помогут, сберегут, свернут тропинку, отгонят зверя, идущего на кровь, не пустят тварей, идущих на смерть. И ложь, полоснувшая Лесю наотмашь, стоило только мертвой тетке взвиться горячим согласием, засверкать черными глазищами, за которыми ничего нет, кроме тлена, не страшила. Не ей врет Поляша, а волку своему. Длинная ниточка между ними вилась, но и той конец. Всему старому исход. Своя беда у мертвой тетки. Обещались лесу вызволить из топи мальчика, так вызволят. И другого сына спасут. Донести бы Лежку до спящей воды. И начнется все заново. Новым вызреет. Донести бы только. Донести.

…По бору они шли мучительно не спеша. Лежка отяжелел, ноги его обмякли и тащились следом, пока тело, подхваченное с боков, безвольно болталось в воздухе, и только руки еще держались за опору — плечи Леси и Демьяновы плечи. Волчьи и девичьи. Леся вдыхала влажный озерных дух и считала шаги. Десять, двадцать, сорок пять. Сколько еще идти? И надо ли? Он же мучается. Захлебывается кровью, а легкие его кромсают ребра, перебитые братским кулаком. Он же хрипит, силится кашлять, но не может. Ничего уже не может. Положить бы его под ракитовым кустом. Посидеть рядышком, пока дышит еще. Стереть последний пот со лба. Не мучать. Не тащить. Но озеро сонно плескалось впереди. Леся слышала его. Чувствовала прохладу кожей. Вдыхала сырость. Видела, как подтапливаются корни, как исходит влагой земля. Сто шагов. Двести. Сколько еще? Дойдут ли? Донесут ли? Успеют?