Братья Булгаковы. Том 3. Письма 1827–1834 гг.

Вчера долго сидел у меня Перовский, я его еще более полюбил, видя, как он тебе предан и умеет тебя ценить. Он меня просил (и я должен был непременно ему обещать) не отдавать ему визита; но что мне до скверной его квартиры, не домом поеду любоваться, а пользоваться его обществом. Вечером хотел ко мне быть, но я постараюсь его предупредить. В субботу повезу его в клуб обедать.

Александр. Москва, 27 мая 1833 года

Вчера была свадьба Ростопчина. В церкви такое было множество народу, что дышать мы не могли. Дело шло к церемонии, как жених вдруг вспомнил, что забыл кольца дома (пустяк); когда уже посылать! Но я дал ему свое обручальное кольцо, да князь Масальский, старик, – свое; стало быть, не Андрюша и Додо, а Масальский и я обвенчались.

Ростопчин нанял дом князя Николая Гагарина, хотя имеет свой прекрасный; во вторник дает бал. Ольга и Катя были прекраснее всех, по-моему. Одна дама, стоявшая подле меня, толкнула свою соседку и, указывая на Ольгу, сказала: «Как хороша невеста! Он недурен, но далеко отстал от нее!» Я не мог победить отцовское самолюбие и сказал незнакомке: «Это не невеста, а дочь моя!» Говорила мне Катя, которая ближе стояла к невесте, что когда священник стал ее спрашивать: «Не обещала ли ты другому руку свою?» – то она очень смешалась. Священник повторил вопрос, и тогда Ольга Пашкова ей шепнула: «Скажите же, что нет». Видно, Додо вспомнила своего прежнего молодца, нашего Александра[76].

Кажется, вчера была также в подмосковной свадьба Кутайсова с Лизой Шепелевой. Мои певчие отпросились туда петь. Этот брак вызывает множество пересудов. О путешествии царицы буду знать про себя. Какое будет удовольствие государю! Ибо воображаю себе, что императрица сделать хочет сюрприз его величеству.

Александр. Москва, 29 мая 1833 года

Хотя новое письмо разрешает секрет императорского путешествия, но я и вчера не говорил, ибо, признаюсь тебе, не люблю быть вестовщиком, а теперь еще менее мне это прилично. Вчера Щербатова барабанила, что императрица изволила отбыть в Ревель и что как уже до чужих краев недалеко от Ревеля, то, может быть, поедет и в Берлин, и что ее Анночку взяла с собою. Бог милостив, надеюсь, что путешествие совершится благополучно. Однако же, посылая журналы в Суханово, я княгине Е.А. написал, что князь Петр Михайлович отправился при ее величестве в Ревель.

Александр. Москва, 30 мая 1833 года

Новосильцев идет в отставку и собирается к вам скоро. Князь лишится умного, расторопного и делового адъютанта. Этого всюду можно употребить. Жаль, что не так идет его служба, как бы следовало. У него есть что-то резкое и самохвальное в обхождении, и это вооружило против него всех тех, которые не коротко его знают.

Александр. Москва, 3 июня 1833 года

Ну, брат, славный был вчера бал у Ростопчина! Истинно барский, сказал бы покойный Чижик, изобилие и великолепие во всем, весь бомонд, а все-таки мои две всех лучше. Мы уехали из-за стола, а было уже три часа. Видел я тут Гуэрреро и американского министра; оба в восхищении от Москвы.

Что тебе еще сказать? Наконец настало вёдро. Вчера была Норовская церемония. Чертков сказывал, что было множество народу в Кремле, церемония ужасная. Священники увещевали публично в соборе, а потом повели в алтарь с глазу на глаз; в понедельник будет повторение, а в среду будет присяга очистительная. Весь народ собирается ехать на зрелище это. Я верить хочу, что Норов не присвоил себе эти 287 тысяч, но какие жестокие испытания!

Александр. Москва, 6 июня 1833 года

Время сегодня прекрасное, надобно ехать на скачку – зрелище небывалое, новое. На завтрашнее зрелище также все собираются, то есть на очистительную присягу Ник. Ал. Норова; совестно ехать, а хочу иметь понятие о необыкновенной сей церемонии. Сколько толков смешных! Говорят, что он будет в штатском платье с плерезами; другие говорят, что будет отвечать, лежа в гробу, что в колокол большой Ивана Великого будут звонить, что объявят, что шесть лет нельзя ему входить в церкви Божии, и проч. и проч. Ежели и виноват он (это все полагают), то ужасно он наказываем вот уже семь лет кряду, и 287 тысяч боком ему вышли. Теперь делаю я вопрос. Ну, ежели бы этот кащей, покойный князь Гагарин, был бы жив, говоря: «Я дал Норову билет сохранной казны в 287 тысяч для выручки денег и денег не получал», – а Норов говорил бы: «Я деньги вручил Гагарину». Ну, оба пошли бы к присяге. Кому верить, и как дело решить? Хорошо сделал тот, что умер.

Говорят, что Норов в субботу и понедельник имел пост весьма твердый и сам проповедовал священнику, вместо того чтобы его слушать. Экая наглость и бесстыдство!

Каков Иван Иванович Дмитриев? Взял подорожную на 6 лошадей, берет по 9, а платит только за 6. Я не понимаю, зачем ему дают лошадей. Он так же делал точно, ездивши в Симбирск. Мне кажется, тут нечего чин его уважать.

Александр. Москва, 7 июня 1833 года