Братья Булгаковы. Том 3. Письма 1827–1834 гг.

Мне хочется написать биографическую статью о Волкове – краткую, для «Пчелы», а там написать порядочную его биографию. Такие люди точно редки, и потомство должно знать о них. Как вспомнишь, что этот человек был 13 лет полицмейстером, 9 лет комендантом и 7 лет жандармским начальником, – должности, в коих главное основание строгость и где столько можно вредить, – а он не только никому не сделал зла, но, напротив, оказывал беспрестанные услуги, одолжения, благодеяния.

Мы все надеемся, что государь, по благости своей, пожалует пенсию вдове. Ну, прощайте, до скорого, мои милые друзья. Я невольно рассмеялся давеча, стоя возле Афросимова и слушая наивный комплимент старика Спечинского. Он, утирая слезы и расхваливая Волкова, сказал Лесовскому, думая, конечно, делать комплимент: «Ах, Степан Иванович, редкий был человек Александр Александрович; дай Бог вам такие же похороны». Одолжил!

Сейчас перебил меня Закревский. Я нахожу у него здоровое лицо. Все такой же искренний, добрый, принес письмо к тебе. Завтра обедает у нас, а сегодня у Небольсина; остановился у тетки Мельгуновой.

Ну, сударь, был я вчера у Мамоновой, забилась в какой-то чердак у Коппа в трактире[77]. Все та же сумасбродная, валяется на софе, «я очень больна»; возле нее какой-то молоденький иностранец, в передней куча лакеев, ни слова по-русски не знающих. Хочет нанять дом Соймонова по 600 рублей на месяц. Хочет переехать в Васильевское. Хочет ехать на днях (а больна!) в Нижний. Хочет… Что же хочет? Сама не знает. Уверяет, что тебя шесть месяцев не видать: «Ваш брат меня избегает». И я к ней силою ворвался, а то иностранцы не пускают.

Поздравь Каподистрию [Августина] с лентою, очень радуюсь. Закревскому я прочел, что ты пишешь о графине. Вот и князь Виктор Павлович прислал письмо к Загряжской. Бенкендорфа письмо посылаю под открытою печатью, прочти и доставь, запечатав.

Александр. Москва, 22 июня 1833 года

Сейчас были у меня прежде Башилов, а там Иван Васильевич Чертков. Оба любовались на ширмы, которые мы в семье нашей сработали для великой княгини. Они находят, что прелестно и что верно ее высочество возьмет их с собою в Петербург. Желаю, чтобы были ей угодны, а много было работы: все восемь половинок всё разно сделаны, есть отделение карикатур, цветов, китайское, неапольские монашки, французская армия, силуэты, славные певицы (тут и фаворитка великого князя Карадори), фрукты, картинная галерея и проч. Очень удались ширмочки. В субботу Башилов поставит их в кабинет ее высочества. Все ездят смотреть дом великого князя, вновь отделанный, – боюсь, чтобы не замарали ширм моих.

Александр. Москва, 24 июня 1833 года

Я сейчас из Симонова монастыря, девятый день Волкову. Довольно мы все там поплакали; даже и Чертков, как поклонился могиле, не мог не заплакать. Ох, жаль, очень жаль таких людей, какой был покойник. Бог ему воздаст за добрые его дела.

Вчера имел я счастливую минуту, получив твое письмо. Я нездоровый поехал к Софье Александровне, передать ей утешительные слова доброго Бенкендорфа, и сказал, что писал к нему как будто по просьбе ее. Она очень, очень меня благодарила, что я это сделал; ей же в голову иное не шло, как несчастие, ее постигшее. Приезжает Болотовский, также друг Волкова, и говорит ей: «Его уже не воскресить вам, подумайте о себе, о детях, что вы зеваете, напишите Бенкендорфу…» – «Не беспокойтесь, – прервала его Софья Александровна, – нашелся человек, который все это уже сделал за меня, писал, и есть уже ответ». Тут бедная Софья Александровна не могла договорить и заплакала, указывая на меня.

Александр. Москва, 26 июня 1833 года

Великая княгиня изволила прибыть здорова и благополучна сегодня в шесть часов утра, мой милый и любезнейший друг. Цуцкин сказывал, что все было благополучно и остановок нигде не было, он провожал до Москвы от Завидова, куда послал навстречу князь Голицын адъютанта своего Щербатова. Две лошади пали, однако же не околели. Ее высочество вчера кушала в Городне и потом ночлега не имела, и из-за жары ужасной ехала всю ночь. Здесь ждали ее все с вечерень, но разъехались, и был один только Башилов.

Великая княгиня ахнула на ширмы наши. «Откуда это?» Башилов отвечал, что это работа всего нашего семейства. – «Да ведь надобно целый день, чтобы рассмотреть все хорошенько; я очень чувствительна к такому вниманию, я сама его поблагодарю». Башилов показал ей на письмо мое, коим прошу я ее высочество позволить ширмы повергнуть к ее стопам. Она взяла было письмо, чтобы читать, но вошли Апраксина и маленькие великие княжны.