Он сел, скрестив ноги на землю, привалился головой к стене, стал думать о далекой горной деревушке в Румелии, о своей матери, о песках Африки; потом снова о Кастелосе, об отце Янаросе, о солдатах, запрещая вспоминать свою подлую жену, которая Бог весть где шляется и Бог весть с кем спит… Но мысли его снова и снова возвращались к жене.
– Будь она проклята, будь она проклята, – бормотал он. – Одного только боится лев – вши. Но я не допущу, не допущу, чтобы она меня грызла'
Сказал – и зажег новую сигарету и стал курить.
На окраине деревни, близ казармы, приоткрылась дверь, и высунулась старушечья голова с красной лентой в волосах. Огляделась по сторонам: лампы погашены, дорога пуста. Осмелела старушка, вышла за дверь. Закутанная в латаную шаль, босая, пошла вдоль стен, все время оглядываясь, не видит ли ее кто-нибудь, не идет ли за ней следом, и поплелась к казарме. Увидела капитана, который уже стоял, прислонившись к стене, весь погружённый в мысли. Сердце у нее заколотилось, задрожав, она остановилась перевести дыхание. Лунный свет упал на нее и осветил: старая, вся в морщинах, большие горящие глаза, руки загрубелые, изъеденные щелоком от стирок. Вся деревня дразнила ее, крестьяне заливались смехом, когда встречали ее на улице. Поэтому бедняга стала выходить из дома только на рассвете или ночью. Звали ее кира Поликсени, служанка с малых лет в доме старого богача Мандраса. Ей было уже шестьдесят, но и теперь, состарившись, она носила красную ленту в волосах, завязанную бантом. Она повредилась в уме от долгого девичества, страдала головокружениями, падала иногда на землю и кричала. Когда уже стала стареть, влюбилась в деревенского лавочника, в кира Фанасиса, парня лет тридцати. Каждую субботу вечером повязывала красной лентой волосы и бродила вокруг лавки, вздыхая. «Когда ты на мне женишься, кир Фанасис? – говорила она всякий раз, заставая его одного. – Когда мы повенчаемся, милый? Сил уже нет терпеть». А он, чтобы отделаться от нее, говорил: «Я хочу большого приданого, голубка. Народим с тобой детей, а дети, сама знаешь, введут в расходы. А я хочу, чтоб ты жила как королева». «А какое приданое, Фанасис ты мой?» – «Хочу я двенадцать колыбелей, шесть серебряных кадил и пятьдесят подштанников». – «Хорошо, мой золотой, пойду скажу хозяину». И возвращалась домой, падала в ноги старому Мандрасу. «Хозяин, – говорила она, – пожалей меня, дай мне двенадцать колыбелей, шесть серебряных кадил и пятьдесят подштанников. Я хочу выйти замуж за кира Фанасиса. А иначе, говорит, он мне не возьмет». Старый Мандрас хохотал: «Многого же он хочет, сукин сын. Не могу, Поликсени. Где я тебе возьму пятьдесят подштанников? Брось о нем думать». И бедняжка возвращалась к лавочнику. «Хозяин не может, – говорила она, – дать столько. Говорит, что слишком много». – «Значит, не судьба, Поликсени. Что поделаешь? – «А ты меня укради», – отвечала она, вертя бедрами. «Хорошо, – сказал ей как-то вечером лавочник, которому она уже осточертела. – Сегодня в полночь я приду и украду тебя. Будь готова». Побежала она домой бегом, подождала, пока все уснут, вымылась, причесалась, сменила белье, присела на корточки за дверь и стала ждать. Ждала она, ждала, вот уже полночь наступила, вот уже прошла, стало светать, а кир Фанасис так и не явился. Заболела бедолага с горя, участились головокружения, помутился ум, а годы шли. Но сердце ее не могло оставаться праздным: влюбилась она в ткача Стелианоса. Он ей понравился тем, что у него были большие уши и низкий голос. Отвела его однажды в сторону в церкви после вечерни, когда все разошлись. «Стелианос, дорогой мой, – сказала она, – хочешь на мне жениться?» «Как я могу на тебе жениться, Поликсени? – ответил он. Он знал о ее беде и жалел ее. – Как я могу на тебе жениться, раз я женат? Но брат мой, Софоклис, офицер, вот он, я знаю точно, тебя любит. Подожди, вернется он в деревню и женится на тебе». Узнал об этом Мандрас, старая лиса, сходил к Стелианосу, и они сговорились. И когда пришла опять бедная Поликсени спросить его, когда вернется ее милый, Стелианос ответил, что вот только что получил от него письмо: «А что он пишет обо мне, Стелианос?» – «Приедет, говорит, на Рождество. А от тебя ему одно только нужно: чтобы ты была хорошей хозяйкой, чтобы держала в чистоте хозяйский курятник, чтобы стирала белье и не ворчала, чтобы не била посуду, а жалованья, говорит, чтоб не просила. Не забывай, что ты жена офицера, должна быть гордой!» Ждала она Рождества, наступило оно и прошло. Наступило следующее Рождество, и другое, и третье. Прокатились годы. Поседела кира Поликсени, обвисли груди, выпали зубы, выросли усы. Началась братоубийственная война, приехал капитан в деревню. «Вот мой брат Софоклис, – сказал ей Стелианос, – ступай к нему и поговорите».