Читаем Братоубийцы полностью

И вдруг все бросил: корабль, контрабанду, женщин. Они встали на якорь в одном индийском порту, и тут пришла телеграмма: война в Албании, ночью вероломно вторглись макаронники, топчут греческую землю, нацелились уже на Янину. Только услышал он, взметнулся в нем чей-то голос: это был не его голос, это был голос его отца, его деда, древний голос свободы и смерти. Услышав этот голос, взъярился капитан. «Ах, ты приказываешь мне исполнить долг? Я в твоих приказах не нуждаюсь, сейчас увидишь!» Он сел на самолет и вернулся на родину. Надел военную форму, пошел на войну отличился, получил нашивки; настали черные дни, осквернена была родина, переполнена сапогами, гитарами, болгарскими шапками. Ушел в горы капитан Дракос – с ним было человек пятьдесят, оборванных, разутых – и воевал со всеми этими империями, пока не пришел благословенный день и не подул Божий ветер, изгнавший захватчиков и оставивший землю Греции грекам.


Отрывок, заключенный в звездочки, является черновым наброском, который писатель не успел доработать. Он включен в книгу только для того, чтобы не прерывать повествование.

***

Месяцами он не мылся, не брился, не менял рубашки. Каким был закопченным, заросшим, грязным – приехал в Салоники отпраздновать освобождение родины. Пришел в турецкую баню – вымылся; сходил в цирюльню – выбрился; сменил белье и пошел в портовую таверну со старыми боевыми товарищами. Три дня и три ночи пили они и пели песни свободы. На четвертый день, под вечер, вошел в таверну еврей – средних лет, горбоносый, толстогубый, некрасивый и – подсел к ним. Они ему поднесли раз, другой, захмелел тот, развеселился.

– Эй, ребята, – сказал он, – с вашего позволения, расскажу я вам сказку. Слушайте внимательно, братья. Молодец, кто поймет. Клянусь вам Богом, в Которого я верю, кто ее поймет, если не было у него до сих пор глаз, то будут глаза, если сердца не было будет и сердце. Встанет он, выйдет из этой таверны, оглядится вокруг и закричит: что за чудо, мир изменился.

– Давай, жид, давай, не мучай нас! – закричал Дракос и налил ему вина. – Пей, башка лучше работать будет.

Опрокинул еврей рюмку и начал.

– Быстро нитка засучилась, на веретено навилась, добрый вечер вам!

«Когда-то давно, далеко на севере, в снегах, была одна страна, такая большая, что будешь идти по ней не один год, а до конца не дойдешь. Звали ее, как вы знаете, Россия. Там, в те времена, тысячи работали, десятки тысяч голодали, чтобы ел один. Тысячи эти и десятки тысяч голодали, звали их мужиками. А того одного звали помещиком. Сидели день и ночь у горящего камина помещики и пели крепкое белое вино, которое зовется водкой. Пили они –хмелели, брали потом ружья, выстраивали мужиков и учились на них стрелять».

– А мужики? Что делали мужики? – закричал Дракос, грохнув кулаком по столу. – Эти тысячи, десятки тысяч? Да они бы дунули разок, один полетел бы. Плюну ли бы разок, и он бы захлебнулся. Что нам за небылицы рассказываешь?

И Дракос дунул, плюнул и грохнул кулаком по столу.

– Нет, ребята, – отвечал еврей, – не дули они и не плевали, а дрожали. От дедов и прадедов, видишь ли, доставался им в наследство страх. Только рождались, так и начинали дрожать и не переставали, пока смерть не приходила за ними. И страх этот называли жизнью. Но однажды пришел человек, маленький человечек в рабочей кепке, в рабочей блузе, с раскосыми глазами, стал стучать в двери, как нищий, стал ходить по подвалам и разговаривать с мужиками. А что он им говорил? Ничего нового: что все знали, да забыли. Что они люди, что есть у них душа и что они голодают. И что есть такая вещь, которая зовется свободой, и что есть другая вещь, которая зовется справедливостям и что есть третья вещь, которая зовется...

Понизил голос еврей, чтобы не слышал его трактирщик, вытягивающий ухо и прислушивавшийся к разговору.

– Которая зовется?.. - спросили друзья и придвинули головы к еврею.

– Революция, – ответил тот тихо и пригнулся, задрожав – на него опустилась я тяжелая ручища трактирщика.

– Ах ты, жид, большевик, вон отсюда, вон!

И схватил его за шиворот, и не успели друзья вступиться, как он вышвырнул еврея на улицу.

Вскочил Дракос, раздался вдруг в его душе голос: «Подл мир, несправедлив, ты должен его спасти!» – «Я, пьяница, волосатый медведь, лжец, вор, убийца?» – «Ты! Ты! Вставай!»

Он встал.

– Я пойду с тобой, – закричал Дракос и выскочил на улицу. Взял его за руку, и они исчезли среди узких кривых улочек.

***

Перейти на страницу:

Похожие книги

Север и Юг
Север и Юг

Выросшая в зажиточной семье Маргарет вела комфортную жизнь привилегированного класса. Но когда ее отец перевез семью на север, ей пришлось приспосабливаться к жизни в Милтоне — городе, переживающем промышленную революцию.Маргарет ненавидит новых «хозяев жизни», а владелец хлопковой фабрики Джон Торнтон становится для нее настоящим олицетворением зла. Маргарет дает понять этому «вульгарному выскочке», что ему лучше держаться от нее на расстоянии. Джона же неудержимо влечет к Маргарет, да и она со временем чувствует все возрастающую симпатию к нему…Роман официально в России никогда не переводился и не издавался. Этот перевод выполнен переводчиком Валентиной Григорьевой, редакторами Helmi Saari (Елена Первушина) и mieleом и представлен на сайте A'propos… (http://www.apropospage.ru/).

Софья Валерьевна Ролдугина , Элизабет Гаскелл

Драматургия / Проза / Классическая проза / Славянское фэнтези / Зарубежная драматургия
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное