— Тогда больше говорить не о чем, — сказал Келеборн, — но не пренебрегайте сказаниями, дошедшими из глубины времен: часто в бабушкиных сказках есть то, что следует знать мудрецам.
Тогда Галадриель поднялась с травы и, взяв у одной из своих девушек кубок, наполнила его белым медом и подала Келеборну.
— Время пить расстанную чару, — сказала она.
— Пей, господин народа галадримов! Пусть твое сердце не печалуется, хотя за полднем неизменно следует ночь и наш вечер уже близок.
Потом она поднесла кубок каждому из путников с просьбою пригубить и молвить слова прощания. Но когда в кубке не осталось ни капли, она велела Товариществу вновь сесть на траву, а для нее и Келеборна поставили стулья. Девушки молча стояли около Галадриели, пока та смотрела на гостей. Наконец госпожа снова заговорила.
— Мы выпили расстанную чашу, и тень разлуки легла меж нами. Но прежде чем вы уйдете, я одарю вас тем, что привезла на своем корабле и что господин и госпожа галадримов предлагают вам на память о Лотлориене. — И она назвала всех по очереди.
— Вот дар Келеборна и Галадриели предводителю Товарищества, — сказала она Арагорну и дала ему ножны, сделанные точно под его меч. На них были изображены цветы и листья из серебра и золота, а в середине эльфийскими рунами было выложено из самоцветов имя Андуриль и родословная меча.
— Клинок, что вылетает из этих ножен, не запятнать и не сломать даже при поражении, — сказала она. — Но, может быть, вы хотите на прощание попросить меня о чем-нибудь? Меж нами опускается Тьма, и, может быть, мы больше не встретимся, разве что на той дороге, по которой нет возврата.
И Арагорн ответил: — Госпожа, вам известны все мои желания и вы давно храните единственное сокровище, какое я ищу. Но не в вашей власти дать мне его, даже если бы вы захотели, и лишь сквозь Тьму смогу я пройти к нему.
— Но, может быть, вас утешит вот это, — сказала Галадриель, — ибо эта вещица поручена моим заботам с тем, чтобы передать вам, если вам случится проходить через нашу землю. — И она подняла с колен большой прозрачный зеленый камень, вделанный в серебряную застежку в виде орла с распростертыми крыльями, и, когда показала ее всем, камень засверкал, как солнце в весенней листве. — Этот камень я дала своей дочери Келебриан, а та – своей. Теперь он перейдет к вам как символ надежды. Примите же в этот час имя, предреченное вам, Элессар, Эльфийский Камень из дома Элендиля.
Арагорн взял камень и приколол застежку к груди, и те, что видели его, удивились: прежде они не замечали, как высок Скиталец и какой у него царственный вид, и им показалось, будто бремя долгих лет трудов и усталости спало с его плеч. — Благодарю вас за дары, — сказал он, — о госпожа Лориена, давшая жизнь Келебриану и Арвен Вечерней Звезде. Как еще мне благодарить вас?
Госпожа на миг склонила голову, а затем повернулась к Боромиру. Ему она вручила золотой пояс, Мерри и Пиппину – серебряные кушаки, каждый – с пряжкой в виде золотого цветка. Леголасу она дала лук, какой используют галадримы: длиннее и больше, чем луки из Мерквуда, с крепкой тетивой из эльфийских волос. К луку прилагался колчан со стрелами.
— Для вас, маленький садовод и добрый друг деревьев, — обратилась Галадриель к Сэму, — у меня есть лишь скромный подарок. — Она вложила хоббиту в руки маленькую шкатулку из гладкого серого дерева, без всяких украшений, за исключением единственной серебряной руны на крышке. — Здесь вырезана буква
Сэм покраснел до ушей и, пробормотав что-то неразборчивое, крепко вцепился в шкатулку и поклонился.
— А какой подарок желал бы получить от эльфов гном? — спросила Галадриель, поворачиваясь к Гимли.
— Никакого, госпожа, — ответил Гимли, — для меня достаточно было видеть повелительницу галадримов и слышать ее прекрасный голос.
— Слушайте же, эльфы! — воскликнула Галадриель, обращаясь к собравшимся. — Пусть отныне никто не говорит, будто гномы – корыстолюбивые невежи! Но, конечно, Гимли, сын Глойна, и вы хотите получить от меня дар, какой мне под силу дать? Скажите, прошу вас! Никто из гостей не должен остаться без подарка.