Сам М<итрополит> говорит очень откровенно и совершенно по-братски. «В предстоящих занятиях особых совещаний предстоит рассуждение о реформе церкви. Я буду там. И благодаря Вам многие вопросы шире и иначе освещаются у меня. Спасибо. Я совершенно благословляю Ваши собрания. Нам нужно организоваться. Я прошу, хотя бы раз в месяц, собираться у меня для такой же совершенно откровенной беседы. Просим к тому же и наших викариев». «Мы сами, – забасил Антонин, – получили сладость общений и поучений от Вас». Что-то вроде этого.
– Нам, – говорит М<итрополит>, – нужно организовать свою пастырскую кассу взаимопомощи, свой суд чести.
Точно он слышал наши мечты.
Беседовали около 3 часов. Встали в 9 1/4 ч. «В виду таких блестящих результатов, – говорит о. Егоров, – возблагодарим Бога». «Очень хорошо, – говорит М<итрополит>. – Что же мы запоем?» И раздалось: «Достойно есть». Знаешь, какой трепет прошел по душам <нрзб> все повскакивали.
От митрополита приехали ко мне (С. 297–301).
Приведенное письмо о. Константина Аггеева позволяет не только прояснить точное число священников, изначально входивших в группу, их церковный статус («ни одного протоиерея»), имена наиболее активных или репрезентативных из них (по предварительной договоренности участников группы разговор с митрополитом вели священники Константин Аггеев, Михаил Чельцов и Иоанн Слодобской), но и почувствовать атмосферу встречи, узнать основные темы состоявшейся беседы: свобода совести, зависимость Русской церкви от светской власти, рабочий вопрос, созыв поместного собора.
В ретроспективном описании этого визита, помещенном в предисловии к сборнику «К церковному собору», акцент был сделан на том, что «собравшиеся священники горячо высказывали свои наболевшие чувства по поводу печального, неестественно бессильного положения Церкви, ярко обнаружившегося во дни общественных потрясений» [128]
. Тогда как свящ. Григорий Петров в заметке «Почему 32?», опубликованной в газете «Русское слово»[129], писал, что главной целью визита столичных пастырей к митр. Антонию была просьба о «скорейшем созыве общецерковного собора».Для участников группы эти темы были неразрывно связаны: собор, который участниками визита к митрополиту изначально мыслился как общецерковный, а не архиерейский, представлялся молодым клирикам залогом возвращения церкви внешней и внутренней свободы и возрождения соборности в ней.
Характерно, что, аргументируя необходимость независимости церкви от государственной власти, столичные клирики в первую очередь рисовали печальное положение церковной иерархии (синода и епископов), чем даже спровоцировали вопрос митр. Антония: «Чем
В целом, с точки зрения свящ. Константина Аггеева, встреча митр. Антония (Вадковского) с группой столичных клириков проходила в обстановке взаимного доверия, открытости, желания совместно трудиться на благо церкви [130]
. Священники взяли на себя деятельную ответственность за «горячие точки» – заводы и фабрики; митрополит ввел их в курс государственной политики в отношении церковной реформы, благодарил за поддержку и новый ракурс в освещении «больных» церковных вопросов. Митрополит «совершенно благословил» собрания священников по проблемам церковной реформы и пригласил их бывать у себя раз в месяц «для такой же совершенно откровенной беседы». Знаменательно, что предложение «организоваться» прозвучало именно из уст митр. Антония и было адресовано не только пришедшим на прием священникам, но присутствовавшим при беседе викарным епископам. На заре своей истории обновление церкви, безусловно, мыслилось всеми заинтересованными лицами как общецерковное дело, способное объединить, а не противоположить различные внутрицерковные силы и группы. Бурное развитие исторических событий вскоре обнажило внутренние противоречия в среде тех, кто присутствовал на этой исторической встрече, радикализировало полюса, но вдохновенное единство этого разговора приоткрыло перед всеми его участниками внутреннюю глубину и тайну свершавшегося на их глазах таинства Церкви, верность которому многие сохранили до конца жизни.