Братство золотарей

– С чего, гражданин начальник, хотите, чтобы я начал? – Быков с презрительно-брезгливым выражением лица обернулся к Старикову. – Если по делу, то базарить придется издалека. А то не поймете, что к чему. Если не торопитесь, то пару часов я вам обещаю.

– Ничего, – усмехнулся Стариков. – Мы с лейтенантом привычные. Особенно, когда начинают сочинять всякие небылицы. Что надо, мы поймем. Ты начинай, начинай!

Быков взглянул на Старикова и, глядя ему в глаза, сказал:

– Иногда я думаю, почему случается так, как случается? Мы с Ванькой были корешами, – не разлей вода. С малолетства, как себя помню, мы с ним жили на две семьи. Где время застанет, там и едим, и ночуем – то у меня, то у него. И семьи наши были как одна. Ни одного праздника или чего еще не встречали порознь. Нам даже с отцами повезло… везде вокруг всех соседских мужиков повыбило на войне, а наши живыми домой вернулись.

– Ты, Быков, если можно, чуть-чуть поближе к нашим временам, – холодно заметил Стариков.

– Не получится, гражданин начальник. Я хочу рассказать вам о человеческой подлости, и потому быстрее не выйдет. Подлость не рождается вдруг. А чтобы стало понятно, почему я пошел на мокрое, я буду рассказывать всю историю по порядку. Вы сами просили…

Быков вытер ладонью проступившую испарину на лбу и продолжил:

– У нас с ним все было нормально, пока Ванька не свихнулся. Где-то с пятнадцати лет у него начала крыша ехать на девках. Сначала думали, что он выпендривается, круче всех хочет быть. А он и взаправду к шестнадцати годам обрюхатил двух малолеток, но как-то отвертелся. Бабы постарше, и те от него проходу не имели. А у разведенок он был, что называется постельной грелкой… Меня он тоже приучал к этому делу, но я послабше был, чем он. Не было у меня такой жуткой охоты, как у этого кобеля!

– Значит, у него имелся прибор, какой природа не всякому дает, вот он и требовал своего! – меланхолично заметил Олег.

– Какой прибор, никакого особенного прибора и не было! Член как член… – Быков поиграл желваками. – Жаль только, что его у него не отхватили, как грозился один папаша! В советское время порядки были не те, что сейчас. Вот потому остался Ванька при том, что имел. И заимел он от этого кучу проблем.

Стал он часто пропадать куда-то. Где был – не говорит. Я не очень-то и интересовался. Знал, что Ванька, значит, у какой-то бабы ошивался. Только однажды он сам мне рассказал, куда все время пропадает. Он, понимаете ли, охоту открыл на девок, девчатинки ему, свежачка требовалось…

– Это как это? – недобро прищурился Стариков. – Насильничал, что ли?

– В том то и дело, что нет! – Быков повернулся к нему на стуле. – Он все свое свободное время, как только из школы, а потом и из ремеслухи приходит, переодевается и айда по городу шастать. Ходит по улицам, девок высматривает. И как только что-то подходящее по его понятию высмотрит, так сразу же к ней цепляется и начинает рулады заливать. Про то, что он сынок какого-то там партийного работника, или про театр, что папаша его главный режиссер и сейчас как раз ищет на главную роль такую вот, как она. Девка-дура уши развешивает, а он продолжает петь. Дескать, мол, без него папаша никого не возьмет, так как он тоже будет играть в спектакле главную роль. А чтобы она попала на эту роль, он должен ее осмотреть, и даже вступить с ней, как он говорил, в театральный акт.

Что это значило, я узнал, как только он стал брать меня с собой. Для чего он это делал, я не могу до сих пор понять. Соображаю, что ему нужны были свидетели его половых побед. Девок он заводил в ближайший подъезд и там оприходовал по полной программе. Что-то на прощание говорил: и что позвонит, – он телефон брал у дурехи, – и вызов придет на ее адрес… В общем, так он года три развлекался. Я после первых трех раз категорически отказался бегать, высунув язык по городу. Ванька по нему он мотался часами.

Стариков и Олег переглянулись. Стариков крутнул головой и усмехнулся:

– Так вот кого несколько лет все опера УГРО разыскивали. Хватали интеллигентов. А, оказывается, будущий сантехник промышлял? Ты понял, Олег, кого мы в школе милиции изучали как «призрак опера»! А он тут, у нас под боком жил и даже явку с повинной пытался организовать! Ай да Курков! Краснорожий и фартовый! Постой, а как же… Красное, рябое лицо?! Это ведь такая вывеска, которую ни с чем не спутаешь! И все равно, ни одна из тогдашних потерпевших не указала на эту примету. Да ему только за пару эпизодов по тогдашним меркам вышка светила!

Быков ехидно хохотнул и сказал: