– Если вы о ноже, то я его спустил в главный коллектор, – бесстрастно ответил Курков. – Чтобы теперь его достать, нужно осушить всю канализацию. А что до ваших главных подозреваемых, то мне без разницы, кого там вы еще накопали.
Курков бросил на Старикова быстрый взгляд и тут же уткнулся в пол. Стариков усмехнулся. Придавив в пепельнице сигарету, сказал:
– Ордер на арест вашего сына прокурор уже подписал… А ваше дело передано прокурору. Вам придется еще здесь задержаться в интересах следствия.
– Воля ваша… – Иван тяжело вздохнул, скрипнул зубами и глухо сказал:
– Не верю я, что Петр мог такое сделать… на такое дух нужен, а он только выпендривается. Прошу вас, разберитесь, помогите… – дрогнувшим голосом закончил он.
– Посмотрим, если только вы не запутали катастрофически дело. Сами понимаете, нож был бы очень важной уликой для определения его истинного владельца.
– Нож я вам отдам, – вдруг сказал Курков, – он лежит у меня в сумке. Но я его вытер от отпечатков пальцев.
– Сейчас это не так важно, – кивнул Стариков. – А как он у вас оказался?
– Я его нашел, когда водил Петра в подвал.
– Ну, допустим. Только вот что еще скажите, – учтите, это крайне важно для правильного хода следствия, – мог бы кто-нибудь из знакомых вам людей вмешаться в это дело, повлиять на вашего сына, подбить на преступление…
– Откуда я знаю, молодые, – мы ж им не указ! Это кто-то из его кодлы сделал.
В комнате отдыха напарники увидели уткнувшегося с отрешенным видом в окно Оника. Несмотря на то, что в комнате было жарко, он сидел в ватнике и натянутой на лоб шапке. Витя сдвинул на край стола наваленный грудой непременный набор предметов общественного пользования, раскрыл шахматную доску и сказал:
– Чего сидишь одетый? Раздевайся, сейчас тебе жарко станет после партийки-другой.
Оник, все также смотря в окно, односложно и как-то вяло, ответил:
– Не, не буду…
Вите хотелось размяться. Не церемонясь, он подошел к Онику:
– Чё ты ломаешься, как …
Виктор потащил его за рукав. Оник выдернул руку. Повернувшись к Виктору, резко бросил:
– Отстань, не до твоих шахмат…
Говоря это, что было совсем необычно для мягкого и всегда деликатного Оника, он повернул голову. Стас с Виктором увидели заплывший сине-багровой гематомой глаз в обрамлении огромной, на всю половину лица, ссадины.
Витя удивленно присвистнул:
– Ты чего, боксом где-то подрабатываешь? Смотри-ка, лицо как тебе разрумянили!
Оник шевельнул распухшими губами и нехотя ответил:
– Я как раз был «грушей»… Какие-то… развлечься захотели…
– Вот это да! Кто-то из местных?
– Не, этих я здесь не видел.
– В милицию надо было идти, заявление написать.
– Да разве заявишь! Знаешь, как там… Детей тоже в школе бьют. Вот скажи, я живу в России уже десять лет, да? И дети мои родились здесь, жена здесь, да? А они орали – убирайся, называли, не хочу говорить, как…
Оник поднял лицо и посмотрел на мужиков. В его глазах были написаны такое непонимание, боль и тоска, что мужики потупились:
– Слушай, кому мешаю? Я честно работаю, никто не скажет – Оник не нужен! Никто из этих не станет чистить унитаз! Оник иди!..
Он стянул шапку, и напарники увидели обмотанную бинтом голову.
Виктор помолчал и раздосадовано сказал:
– Знаешь, что я тебе скажу? Раз уж так случилось, – плюнь и разотри! Живой главное! Мало ли вокруг всяких подонков! Не все же такие! Что сделаешь, время сейчас такое.
– Что мне до всех! Мне этих хватает, – эхом отозвался Оник. Он помолчал и добавил:
– Не время, а люди такие… Отец говорил, – себя не люби, – людей люби! Он говорил, – армян много резали, уничтожали, а мы живы, потому что не озлобились… Не все умные, как мой отец, вот я и прощаю…
– Ну, знаешь, всех прощать, – голову отшибут! – вскинулся Стас. – Устанешь щеки подставлять!
– Вам, русским, хорошо говорить, – своя страна, свои законы! А мы всегда будем для вас вторым сортом…
Оник хотел что-то еще добавить, но тут в комнату ввалился Васька-амбал». Его развеселая физиономия искрилась неподдельной радостью:
– Ха, бабье раздухарилось! Видали, мужики, как Харицкая их всех на колбаску посадила!
Васька энергично исторг из себя руладу бравурных звуков, заменявших ему смех:
– Валька орала, как чувырла недорезанная… Вы чего кислые сидите? – остановился он вдруг на полуслове.
– Да вон Оника какие-то уделали,
Васька, разглядев сидевшего против света Оника, снова заржал:
– Во наши дают! Они сейчас не разбирают, кто и откуда! Чешут всех подряд!
– Это кого чешут? – с ледяным спокойствием спросил Витя.
– Кого, кого! Кого надо… – уловив враждебные интонации, недобро зыркнул на него, Васька. Этот, мгновенно ставший злобным, взгляд сделал его лицо, еще сохранявшее маску веселья, жутким, как маска хэллоуина. – Не хрен сюда ехать кому ни попадя! Я к ним не еду и их не зову. Понятно?
– Н-да, мужик! Если следовать твоему принципу и дальше, то скоро мы в другом округе станем иностранцами, где местные будут чистить нам морды!
– И правильно сделают! Не хер соваться, куда не просят! Позовут – иди! А то лезут к нам всякие, как тараканы, хапают все, потому и живем, как нищие!