Читаем Бразилия. Полная история страны полностью

И аргентинцы (то есть жители Объединенных провинций), и бразильцы считали Уругвай своим, ведь сначала Восточный берег входил в испанское вице-королевство Рио-де-ла-Платы, а затем стал бразильской Сиспалатиной. Кроме того, Бразилия и Объединенные провинции соперничали друг с другом за влияние в южноамериканском регионе.

В 1839 году в Уругвае началась гражданская война, которой было суждено растянуться на двенадцать лет и заслужить название Великой войны. Сторонники консервативной Национальной партии, также известной как Белая партия, воевали с либералами, поддерживавшими Красную партию[80]. Лидером «красных» был генерал Хосе Фруктуосо Ривера и Тоскана, первый президент Уругвая (1830–1834), а «белых» возглавлял генерал Мануэль Сеферино Орибе и Вьяна, второй президент Уругвая (1835–1838). Консерваторов традиционно поддерживали крупные землевладельцы, а либералов – представители деловых кругов, аргентинская буржуазия и торговцы. Хуан Росас, желавший присоединить Уругвай к Объединенным провинциям, сделал ставку на «белых», которые были близки ему не только по целям, но и по духу, как богатейшему латифундисту[81] Южной Америки (находясь у власти, он значительно приумножил свои владения). Ну а Педру Второму ближе были «красные», и по духу, и как противники Росаса.

К середине XIX века Бразилия стала сильнейшим государством Южной Америки, но бразильские позиции отчасти ослаблялись тем, что для большинства уругвайцев, имевших испанские корни, португалоязычные бразильцы были чужаками. Своими их считала примерно шестая часть населения Уругвая, для которой португальский был родным языком.

Император Педру не имел желания снова присоединить Уругвай к своему государству. Во-первых, Педру не был завоевателем по натуре, а во‑вторых, как умный человек, он понимал, что ничего хорошего из этого выйти не может – вновь присоединенная Сиспалатина (допустим такое) стала бы постоянным источником беспокойства, незаживающей язвой на теле окрепшего бразильского государства. Но в то же время Педру беспокоила активность Росаса, который мог превратить Уругвай в плацдарм для нападения на Бразилию. Повод для нападения имелся довольно убедительный. Бразильская провинция Риу-Гранди-ду-Сул, граничащая с Уругваем, по Тордесильясскому договору стала владением испанской короны, но впоследствии эту область завоевали португальцы (завоевание растянулось на сто двадцать лет, началось оно в 1680 году, а окончательно завершилось только в 1801 году). Педру было выгодно и необходимо иметь по соседству дружественный Уругвай, служивший буфером между Бразилией и Объединенными провинциями, поэтому он занялся созданием антиросасовской коалиции, в которую вошли Боливия и Парагвай. Президент Парагвая Карлос Антонио Лопес согласился поставлять бразильцам лошадей, а боливийский лидер Хосе Мигель де Веласко Франко обязался не заключать союзов с Росасом и усилил оборону границ своего государства. При этом оба союзника не выразили желания оказать Педру военную помощь. Также императору удалось привлечь на свою сторону две из аргентинских провинций – Энтре-Риос и Корриентес. Провинция Энтре-Риос, столицей которой был город Парана, традиционно соперничала за влияние в конфедерации с провинцией Буэнос-Айрес, а ее губернатор генерал Хусто Хосе де Уркиса-и-Гарсиа спал и видел, как бы ему избавиться от Хуана Росаса. Богатая провинция Корриентес, расположенная между Уругваем и Парагваем, была заинтересована в торговле с Бразилией, а от торгового союза до политического – рукой подать. Была возможность заручиться поддержкой кого-то из великих держав (на первом месте в списке потенциальных союзников стояла Франция), но в конечном итоге бразильское правительство решило обойтись своими силами и «малой кровью» – не объявлять мобилизацию, а использовать в Уругвае регулярную армию, которую с моря поддержит флот. 16 марта 1851 года Бразилия открыто заявила о поддержке уругвайской Красной партии, которой прежде оказывала помощь тайно. После этого война стала неизбежной.

2 августа 1851 года на уругвайской земле был высажен с моря десантный отряд из трех сотен солдат, которому предстояло оборонять стратегически важную береговую крепость Форталеза-дель-Серро, служившую «ключом» к столице Уругвая, городу Монтевидео. 18 августа Хуан Росас объявил войну Бразилии, а 4 сентября семнадцатитысячная бразильская армия, которой командовал генерал Луиш Алвеш ди Лима и Силва, вошла в Уругвай, где к ней присоединились силы «красных». Также на уругвайской территории находилось объединенное войско провинций Энтре-Риос и Корриентес под командованием генерала Уркисы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1939: последние недели мира.
1939: последние недели мира.

Отстоять мир – нет более важной задачи в международном плане для нашей партии, нашего народа, да и для всего человечества, отметил Л.И. Брежнев на XXVI съезде КПСС. Огромное значение для мобилизации прогрессивных сил на борьбу за упрочение мира и избавление народов от угрозы ядерной катастрофы имеет изучение причин возникновения второй мировой войны. Она подготовлялась империалистами всех стран и была развязана фашистской Германией.Известный ученый-международник, доктор исторических наук И. Овсяный на основе в прошлом совершенно секретных документов империалистических правительств и их разведок, обширной мемуарной литературы рассказывает в художественно-документальных очерках о сложных политических интригах буржуазной дипломатии в последние недели мира, которые во многом способствовали развязыванию второй мировой войны.

Игорь Дмитриевич Овсяный

История / Политика / Образование и наука
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное