Читаем Бразилия. Полная история страны полностью

После гибели харизматичного и суперпопулярного Лампиао, который был идеалом всех кангасейрос, кангасу просуществовали недолго – до середины 1940 года. Лампиао стал народным героем, в честь которого слагаются песни и ставятся памятники (пока что – в помещении музея) и которому артисты посвящают свои выступления. Конечно же, образ Короля всех кангасейрос сильно идеализирован, но таковы уж обычаи бразильцев – они помнят хорошее, а о плохом предпочитают забывать или просто делают вид, что забыли.

Часть четвертая

Эра Варгаса

Глава двадцать третья

Борьба «британцев» с «американцами» и революция 1930 года

Крупнейший экономический кризис в истории человечества, начавшийся 24 октября 1929 года с биржевого краха в США и прозванный «Великой депрессией», нанес сильный удар по бразильской экономике, ведь если страдают покупатели, то продавцам и подавно придется страдать. Резкое снижение объемов экспорта, в первую очередь – экспорта кофе, сократившегося наполовину, оставило Бразилию практически без денег. Иностранным инвестициям, на которые бразильцы возлагали такие же надежды, как и на экспорт, тоже настал конец, а о займах и говорить было нечего – в плохие времена взаймы обычно не дают. Бразилия оказалась в положении крестьянина, которого засуха оставила без урожая, – есть нечего, и непонятно, как можно выкрутиться из создавшегося положения. Поначалу были надежды на то, что в следующем году все вернется на круги своя, но и следующий год, и тот, что был после него, оказались такими же плохими – острая фаза Великой депрессии длилась до 1933 года включительно, а ее отголоски ощущались вплоть до 1939 года, в котором началась Вторая мировая война, принесшая человечеству очередной ворох проблем.

Помимо кофе сократился экспорт прочих основных товаров бразильских товаров, но если от кофе и какао в тяжелые времена люди отказываются относительно легко, то потребность в хлопковых и шерстяных тканях или продуктах животноводства сохраняется, поскольку людям нужно чем-то питаться и во что-то одеваться. Поэтому, если в благословенные докризисные времена ведущую роль в политическом тандеме «кофе с молоком» играли кофейные плантаторы из штата Сан-Паулу, то с наступлением Великой депрессии в более выигрышном положении оказались животноводы Минас-Жерайса и Риу-Гранди-ду-Сул. В Сан-Паулу хозяйство велось по старинке, а в Минас-Жерайсе и Риу-Гранди-ду-Сул прогресс давал о себе знать, так что противостояние «кофейщиков» и «молочников» можно было расценивать как противостояние феодальных и буржуазных отношений, борьбу нового со старым.


Рабочие на кофейной плантации


У противостояния была и другая ипостась. В Сан-Паулу традиционно продолжали пользоваться влиянием британцы, тогда как в Минас-Жерайсе и Риу-Гранди возрастала роль американского капитала, стремившегося прибрать к своим рукам всю страну. О зависимости Бразилии от кредиторов можно судить хотя бы по сумме годовых процентов по займам, которая в период Великой депрессии превышала десять миллионов фунтов (и это были только проценты). Дошло до того, что в сентябре 1931 года бразильское правительство было вынуждено официально признать себя банкротом, но это печальное событие не уменьшило энтузиазма американских корпораций, которые буквально старались пролезть в каждую щелку.

То была преамбула, а сейчас мы переходим к сути. «Голодный не думает о друзьях», – говорят бразильцы. Кризис привел к распаду союза между «кофе» и «молоком». Доминирование кофейных плантаторов Сан-Паулу, которых называли «полковниками», давно вызывало недовольство у элиты Минас-Жерайса и Риу-Гранди, и вот настал долгожданный момент сведения счетов, к которому подталкивали своих партнеров американцы.

Тринадцатый президент Бразилии Вашингтон Луис Перейра ди Соза, правивший с 1926 по 1930 год, несмотря на свое «американское» имя, придерживался пробританской ориентации, что неудивительно для богатого плантатора, который до своего президентства занимал пост губернатора штата Сан-Паулу. В целом Вашингтон Перейра ди Соза был прогрессивным президентом, старавшимся подражать Эпитасиу Песоа, но у него был один крупный недостаток, пагубный для политика – он не улавливал своевременно изменений обстановки, иначе говоря, не обладал политическим чутьем. Времена изменились, позиции «кофейщиков» и британского капитала были уже не такими незыблемыми, как прежде, но президент этого не понимал или же просто не хотел с этим считаться и проталкивал в свои преемники Жулиу Престиса ди Албукерки, очередного кофейного плантатора, с 1927 года занимавшего пост губернатора Сан-Паулу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1939: последние недели мира.
1939: последние недели мира.

Отстоять мир – нет более важной задачи в международном плане для нашей партии, нашего народа, да и для всего человечества, отметил Л.И. Брежнев на XXVI съезде КПСС. Огромное значение для мобилизации прогрессивных сил на борьбу за упрочение мира и избавление народов от угрозы ядерной катастрофы имеет изучение причин возникновения второй мировой войны. Она подготовлялась империалистами всех стран и была развязана фашистской Германией.Известный ученый-международник, доктор исторических наук И. Овсяный на основе в прошлом совершенно секретных документов империалистических правительств и их разведок, обширной мемуарной литературы рассказывает в художественно-документальных очерках о сложных политических интригах буржуазной дипломатии в последние недели мира, которые во многом способствовали развязыванию второй мировой войны.

Игорь Дмитриевич Овсяный

История / Политика / Образование и наука
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное