Бремя страстей человеческих

Some of the houses he went to, in filthy courts off a dingy street, huddled against one another without light or air, were merely squalid; but others, unexpectedly, though dilapidated, with worm-eaten floors and leaking roofs, had the grand air: you found in them oak balusters exquisitely carved, and the walls had still their panelling.	Некоторые дома, куда он попадал,- в захламленных дворах, на грязных улицах, прилепившиеся друг к другу, без света и воздуха,-были просто убогими; другие против всякого ожидания, хоть и ветхие, с изъеденными полами и дырявыми крышами, выглядели импозантно: в них сохранились дубовые лестницы с великолепной резной балюстрадой и отделанные панелью стены.
These were thickly inhabited.	Такие дома были густо населены.
One family lived in each room, and in the daytime there was the incessant noise of children playing in the court.	В каждой комнате жило по семье, и днем здесь стоял оглушительный шум, который поднимали игравшие во дворе дети.
The old walls were the breeding-place of vermin; the air was so foul that often, feeling sick, Philip had to light his pipe.	Древние стены были рассадниками насекомых, в воздухе стояла такая вонь, что Филипа часто начинало мутить и ему приходилось закуривать трубку.
The people who dwelt here lived from hand to mouth.	Обитатели этих домов едва сводили концы с концами.
Babies were unwelcome, the man received them with surly anger, the mother with despair; it was one more mouth to feed, and there was little enough wherewith to feed those already there.	Ребенок не был здесь желанным гостем, отец встречал его с плохо скрытой злобой, мать - с отчаянием: лишний рот в семье, где и так не хватало еды.
Philip often discerned the wish that the child might be born dead or might die quickly.	Филип часто угадывал желание, чтобы ребенок родился мертвым или тут же умер.
He delivered one woman of twins (a source of humour to the facetious) and when she was told she burst into a long, shrill wail of misery.	Он принял у одной женщины двойню (повод для веселых насмешек у шутника), и, когда ей об этом сказали, она разразилась истошным, надрывным плачем.
Her mother said outright:	А мать ее заявила напрямик:
"I don't know how they're going to feed 'em."	- Уж и не знаю, как только они их прокормят!
"Maybe the Lord'll see fit to take 'em to 'imself," said the midwife.	- Бог милостив, может, приберет их к себе,-успокоила ее акушерка.
Philip caught sight of the husband's face as he looked at the tiny pair lying side by side, and there was a ferocious sullenness in it which startled him.	Филип глядел на пару лежавших рядышком малюток, и ему бросилось в глаза выражение лица мужа: оно было таким хмурым и дышало такой яростью, что Филип был просто испуган.
He felt in the family assembled there a hideous resentment against those poor atoms who had come into the world unwished for; and he had a suspicion that if he did not speak firmly an 'accident' would occur.	Он почувствовал у всей семьи злобную неприязнь к этим бедным крошкам, явившимся против ее воли на свет божий; у него возникло подозрение, что, не предупреди он построже, с новорожденными случится недоброе.
Accidents occurred often; mothers 'overlay' their babies, and perhaps errors of diet were not always the result of carelessness.	"Несчастные случаи" не были редкостью; матери умудрялись "заспать" своего ребенка, неправильное кормление зачастую не было просто ошибкой.