Бремя страстей человеческих

It seemed to Philip that the people who spent their time in helping the poorer classes erred because they sought to remedy things which would harass them if themselves had to endure them without thinking that they did not in the least disturb those who were used to them.	Филипу казалось, что люди, посвятившие свою жизнь помощи бедноте, действуют неправильно: они пытаются изменить то, что мучило бы их самих, не понимая, что бедняки к этому привыкли и приспособились.
The poor did not want large airy rooms; they suffered from cold, for their food was not nourishing and their circulation bad; space gave them a feeling of chilliness, and they wanted to burn as little coal as need be; there was no hardship for several to sleep in one room, they preferred it; they were never alone for a moment, from the time they were born to the time they died, and loneliness oppressed them; they enjoyed the promiscuity in which they dwelt, and the constant noise of their surroundings pressed upon their ears unnoticed.	Они не тоскуют по большим, хорошо проветренным комнатам: они ведь постоянно зябнут, потому что их пища малопитательна, а кровообращение нарушено; просторное помещение кажется им холодным, а они вынуждены жечь как можно меньше угля; необходимость спать по нескольку человек в комнате ничуть их не угнетает, а скорее даже радует; они никогда не остаются одни от рождения и до самой смерти - их путает одиночество, им приятна скученность, в которой они живут, и непрестанный шум вокруг совсем их не раздражает: они его не слышат.
They did not feel the need of taking a bath constantly, and Philip often heard them speak with indignation of the necessity to do so with which they were faced on entering the hospital: it was both an affront and a discomfort.	У них нет потребности ежедневно принимать ванну, и Филипу не раз приходилось слышать, как они возмущаются, что их заставляют купаться, когда кладут в больницу; это требование кажется им и неприятным, и оскорбительным, и противным.
They wanted chiefly to be left alone; then if the man was in regular work life went easily and was not without its pleasures: there was plenty of time for gossip, after the day's work a glass of beer was very good to drink, the streets were a constant source of entertainment, if you wanted to read there was Reynolds' or The News of the World; 'but there, you couldn't make out 'ow the time did fly, the truth was and that's a fact, you was a rare one for reading when you was a girl, but what with one thing and another you didn't get no time now not even to read the paper.'	Больше всего на свете им хочется, чтобы их оставили в покое; и если у кормильца семьи работа постоянная, жизнь течет привольно и не без удовольствия; можно вволю почесать язык, выпить после трудового дня кружку пива, поглазеть на уличные происшествия, почитать "Рейнольдс" или "Ньюс оф уорлд" - не успеешь оглянуться, время и пролетело ("ей-же-ей, не сойти с этого места, я любила читать, пока была незамужняя, а вот теперь то да се, глядишь, и газету прочесть недосуг").
The usual practice was to pay three visits after a confinement, and one Sunday Philip went to see a patient at the dinner hour.	Врачу полагалось трижды посетить пациентку после родов, и как-то раз, в воскресенье, Филип навестил одну из своих рожениц в обеденный час.
She was up for the first time.	Она первый день была на ногах.
"I couldn't stay in bed no longer, I really couldn't.	- Ну никак не могла дольше улежать!
I'm not one for idling, and it gives me the fidgets to be there and do nothing all day long, so I said to 'Erb, I'm just going to get up and cook your dinner for you."	Я и вообще-то не из таких, кто любит бить баклуши. У меня без дела прямо руки чешутся -вот я и говорю своему Герберту: давай-ка я лучше встану да сварю тебе обед.
'Erb was sitting at table with his knife and fork already in his hands.	Герберт сидел у стола с вилкой и ножом наготове.
He was a young man, with an open face and blue eyes.	Это был молодой человек с открытым лицом и голубыми глазами.