Бремя страстей человеческих

She came in and opened your windows without so much as a by your leave or with your leave, 'and me with my bronchitis, enough to give me my death of cold;' she poked her nose into corners, and if she didn't say the place was dirty you saw what she thought right enough, 'an' it's all very well for them as 'as servants, but I'd like to see what she'd make of 'er room if she 'ad four children, and 'ad to do the cookin', and mend their clothes, and wash them.'	Эта дама приходила и распахивала у вас окна, не спросив разрешения и даже не извинившись ("Плевать ей на мой бронхит, плевать ей, что я могу простудиться насмерть!"); совала нос во все углы, и, если не возмущалась вслух, что у вас грязно, по роже ее можно было прочесть, что она думает; "а им-то легко говорить, этим барыням, у них небось полон дом холуев, а вот посмотрела бы я, на что была бы похожа ее комната, пошли ей бог четверых ребят и заставь ее жарить, и парить, и штопать, и носы вытирать".
Philip discovered that the greatest tragedy of life to these people was not separation or death, that was natural and the grief of it could be assuaged with tears, but loss of work.	Филип узнал, что величайшее несчастье для этих людей не разлука и не смерть - это дело обычное, и горе всегда можно излить в слезах,- а потеря работы.
He saw a man come home one afternoon, three days after his wife's confinement, and tell her he had been dismissed; he was a builder and at that time work was slack; he stated the fact, and sat down to his tea.	Он видел однажды, как муж пришел домой дня через три после того, как его жена родила, и сказал, что его уволили; он был каменщиком, а в это время года строительство шло вяло; сообщив эту новость, он сел пить чай.
"Oh, Jim," she said.	- Ой, Джим! - простонала жена.
The man ate stolidly some mess which had been stewing in a sauce-pan against his coming; he stared at his plate; his wife looked at him two or three times, with little startled glances, and then quite silently began to cry.	Муж тупо жевал какую-то мешанину, долго томившуюся на сковородке в ожидании его прихода; он молча уставился в тарелку; жена раза три кинула на него испуганный взгляд и вдруг безмолвно залилась слезами.
The builder was an uncouth little fellow with a rough, weather-beaten face and a long white scar on his forehead; he had large, stubbly hands.	Рабочий был нескладный, маленький человечек с грубым, обветренным лицом, большим белым шрамом на лбу и крупными, волосатыми руками.
Presently he pushed aside his plate as if he must give up the effort to force himself to eat, and turned a fixed gaze out of the window.	Он резко отодвинул тарелку, словно отчаявшись проглотить хоть кусок, и уставился неподвижным взором в окно.
The room was at the top of the house, at the back, and one saw nothing but sullen clouds.	Комната была в верхнем этаже, выходила на задворки, и в окне виднелось одно лишь насупленное небо.
The silence seemed heavy with despair.	Тишина была насыщена горем.
Philip felt that there was nothing to be said, he could only go; and as he walked away wearily, for he had been up most of the night, his heart was filled with rage against the cruelty of the world. He knew the hopelessness of the search for work and the desolation which is harder to bear than hunger.	Филип чувствовал, что ему нечего сказать в утешение; оставалось только уйти, и, устало волоча ноги - он не спал почти всю ночь,- Филип с яростью думал о том, как жестоко устроен мир: он знал всю безнадежность поисков работы и отчаяние, которое куда тяжелее переносить, чем голод.
He was thankful not to have to believe in God, for then such a condition of things would be intolerable; one could reconcile oneself to existence only because it was meaningless.	Хорошо еще, что не нужно верить в бога, не то существование стало бы нестерпимым; с ним можно мириться, разве только зная, что оно совершенно бессмысленно.