Бродский за границей: Империя, туризм, ностальгия

Помимо симметрии и отражения стихотворение также использует классический принцип перспективы. Финальный образ развивает взгляд на человеческую жизнь, согласно которому жизнь теряет смысл, когда мы осознаем, что не стоим любви других или нет никого, кто будет любить нас по-родительски. Это момент, когда человек «прячется в перспективу», когда он принимает собственную незначительность и конечность. Образ перспективы, таким образом, ассоциируется с умиранием. Бродский связывает два этих образа в своем раннем стихотворении «Похороны Бобо», где первый из них соотнесен с особым местом на карте Петербурга – улицей Росси, знаменитой своей совершенной и гармоничной перспективой. Улица упирается в задний фасад Александринского театра, который был построен Карло Росси в начале 1830-х. Здания, построенные Росси, считаются одними из последних неоклассических ансамблей золотого века петербургской архитектуры[391]. Идея перспективы возникает и в первой строфе «В Италии», в образе «бесконечной набережной», предвосхищенном длительным синтаксическим периодом. Это напоминает ностальгическое чувство в «Путеводителе по переименованному городу»: «идти под этим небом, по набережным коричневого гранита, вдоль огромной серой реки, есть само по себе раздвижение жизни и школа дальнозоркости» (СИБ2, 5, 68). В стихотворении «школа дальнозоркости» выражена через идею о временной ограниченности жизни – в той же строчке, где появляется «бесконечная набережная», которая «делала жизнь короткой». Последнее слово первой строфы, «короткой», предвосхищает также изменение в синтаксическом строении фразы – первая строка второй строфы заканчивается точкой: «Теперь там садится солнце, кариатид слепя». Это короткое предложение вводит тему слепоты, важной в образе кариатид, – дальнозоркость оборачивается невозможностью видеть, а невозможность видеть сигнализирует о невозможности представить прошлое, иначе говоря – о сложности воспоминания.

Как показывают эти наблюдения над поэтической структурой стихотворения «В Италии», «совершенный порядок» неоклассической архитектоники, организующий его, постоянно подрывается на семантическом уровне. Взгляд на человеческую жизнь, представленный в стихотворении, далек от гармонии, порядка или величия, но связан с физической деградацией (слепота), интеллектуальной нестабильностью (образ «сумасшедшего философа»), несовершенством памяти (сравниваемой с собаками, принюхивающимися к объедкам), личными конфликтами (память о которых воскрешается выкриком на чужом языке «гад!») и смертью (финальный образ человека, прячущегося в перспективу). Это расхождение между формальным и семантическим уровнями подчеркнуто в четвертой строфе, где симметрия и геометрическая регулярность размываются образом неконтролируемого потока времени. Точка прекращения борьбы – это точка, где человек сдается, «брезгуя плыть противу / бешеного теченья». Эпитет «бешеное» усиливает непредсказуемость и безжалостность, с которыми время обращается с людьми. В поэтическом мире Бродского умереть – значит быть побежденным временем. С этим связан образ собак (принюхивающихся к объедкам памяти) во второй строфе: в отличие от «бешеного теченья» сочетание «бешеная собака» конвенционально. Ассоциация времени с бешеной собакой усиливает представление о непредсказуемости и абсурдности жизни. Она подчеркивает поэтику несоответствия и противоречие между упорядоченной классической структурой стихотворения и его смысловым уровнем. Симметричная структура усиливает связь между образом из второй строфы и образом из четвертой, а также подчеркивает темы беспорядка, безнадежности и абсурда, соединяя поток времени с образом бешеных собак. И наконец, поэтика несоответствия поддержана образами, создающими пространственный план стихотворения: движению первых двух строк вверх, к статуям, растущим на домах, противопоставлен во второй строфе образ заходящего солнца, движение которого задает элегический настрой текста.