Но в «Посвящается Джироламо Марчелло» вода приобретает другое, более личное значение. Из поэтического образа, символизирующего ход времени, она становится образом, через который повествователь передает свое восприятие жизни и судьбы. Это личное значение чувствовалось уже в «Сан-Пьетро», сентенции из которого также могли иметься в виду: если «Посвящается Джироламо Марчелло» было написано не в 1991, а в 1988 году, тогда ровно одиннадцать лет прошло с того приезда в 1977 году, который связан с «Сан-Пьетро». Это прежде всего следующая максима: «Помни, что прошлому не уложиться / без остатка в памяти, что ему / необходимо будущее», вслед за которой следует афоризм о воде: «только вода, и она одна, всегда и везде остается верной / себе / нечувствительной к метаморфозам, плоской, находящейся там, где сухой земли / больше нет» (СиП, 2, 61). Это связывает воду с позицией лирического героя, чей изгнаннический стоицизм подразумевает необходимость «всегда оставаться верным себе», то есть овидиевской сущности себя, если вспомнить введенную Хоми Бабой парадигму изгнания по Овидию и Лукрецию. Восприятие воды как «нечувствительной к метаморфозам» кажется аномальным, но оно может отсылать к неизменному присутствию воды «там, где сухой земли больше нет». Именно отсюда приходит возникающая в «Посвящается Джироламо Марчелло» идея неизменного присутствия воды, ее безличного постоянства как субстанции, у которой «нет прошлого», точно так же как нет его у лирического героя. У него есть только будущее, сливающееся с настоящим, ибо будущее, где «человек несчастен», уже наступило. Может показаться странным, что утверждение об отсутствии прошлого, которым заканчивается стихотворение, противоречит его первой строке: «Однажды я тоже зимою приплыл сюда / из Египта». Это важное для сюжета прибытия в Венецию замечание устанавливает для повествователя связь с венецианским прошлым, на котором строится целостная биографическая легенда. Более того, эта строка не только отсылает к биографическим фактам предыдущих приездов в Венецию, но и связана с рядом стихотворений, написанных в прошлом, которое в «Набережной неисцелимых» Бродский называет «предыдущим воплощением», то есть когда он жил в Советском Союзе. «Однажды я тоже зимою приплыл сюда» напоминает «Однажды этот южный городок», первую строку стихотворения, названного просто «Элегия», под которым стоит «1968 (?), Ялта». «Элегия» – одно из стихотворений, написанных Бродским в конце 60-х и связанных с Черным морем. Эти тексты создают поэтический прецедент (или поэтическое предчувствие) для его поздних венецианских стихов. Помимо «Элегии» к ним относятся «Морские маневры» (1967), «Зимним вечером в Ялте» (1969), «С видом на море» (1969), детективная повесть в стихах «Посвящается Ялте» (1969), «Перед памятником А.С. Пушкину в Одессе» (1968(?)), а также стихотворения начала 70-х «Science fiction», «Сонет» (посвященный Евгению Рейну) и «Второе Рождество на берегу…». Стихотворение о Ялте показывает тот же хронотоп, что и позднейшие венецианские стихи: экзотический южный туристический курорт на море в канун Нового года, лирический герой в безлюдном пространстве, часто в кафе, с рюмкой или чашкой кофе[409]
. Образы и даже словарь предвосхищают картины Венеции. Вот, например, строфа из «Зимним вечером в Ялте»:Последняя строфа «Венецианских строф (2)» изображает сходную сцену с лирическим героем, сидящим «под открытым небом, зимой, в одном / пиджаке, поддав», а морские чудовища (ихтиозавры) и запах «прелых лавров» предвосхищают «хордовых», «рыбу» и «запах мерзлых водорослей» в «Набережной неисцелимых». Не то чтобы эти образы появлялись исключительно в венецианских текстах Бродского. На самом деле запах гниющих водорослей выступает для элегического воображения поэта в качестве прустовского печенья «Мадлен» – как, например, показывает «гнилье отлива» в последней строчке стихотворения «Дорогая, я вышел из дома сегодня вечером…» (1989)[410]
. Но морские создания и водоросли не всегда появляются одновременно. «Ихтиозавры» впервые встречаются в черноморских «Морских маневрах»: «Атака птеродактилей на стадо / ихтиозавров». Более того, в стихотворении «С видом на море», написанном в Коктебеле в 1969 году, повествователь «свой первый кофе пьет уже / на набережной» не «в одном пиджаке», как в «Венецианских стансах», а «неглиже», прямо говоря о своей туристической привычке избегать высокого сезона на морском курорте: