Бродский за границей: Империя, туризм, ностальгия

Текст Бродского показывает, как историческое воображение автора опирается одновременно на культурную мифологию эпохи Российской империи и на общие места советской культуры. «Путеводитель» открывает, насколько мышление Бродского пронизано советским мифологическим представлением о пространстве. Готовя читателя к объяснению того, почему решение Петра I основать столицу «на самом краю земли» так шокировало современников, он замечает: «Россия – страна весьма континентальная, ее поверхность распространяется на одну шестую земной суши» (СИБ2, 5, 55). Тогда как для России конца XVII – начала XVIII века замечание о «весьма континентальной» стране исторически справедливо, заявление о том, что она «распространяется на одну шестую земной суши» – анахронистическая проекция мифа из советского учебника на историю России[155]. Такое же сосуществование российской и советской мифологии видно в отношении Бродского к культу Петра Великого. Бродский награждает его сомнительной честью создателя системы подчинения, которое «породило русский тоталитаризм», но уже следующая его мысль о Петре обосновывает авторитаризм основателя Петербурга: «С людьми он поступал точно так же, как с землей под свою будущую столицу. Плотник и навигатор, этот правитель обходился одним инструментом, планируя свой город: линейкой. Пространство разворачивалось перед ним предельно плоское, горизонтальное, и у него были все основания относиться к этому пространству как к карте, где прямые линии наиболее выгодные» (СИБ2, 5, 73–74). Другими словами, действия Петра Великого, которые были представлены как рождение русского тоталитаризма, теперь объясняются не особенностями его личности и мышления, но спецификой пространства, окружавшего императора. Натурализация автократических устремлений Петра подрывает критику его действий, и в конце концов царь становится образцом идеальной героической мужественности, которая в произведениях Бродского часто сводится к любви к морю и восхищению географией: «В общем, он был влюблен в пространство, и особенно в морское. Он хотел, чтобы у России был флот, и своими руками этот „царь-плотник“, как называли его современники, построил первый корабль» (СИБ2, 5, 56). Здесь Бродский продолжает сплетать индивидуальную мифологию (увлечение географией благодаря отцу), мифологию Серебряного века (стихотворение «Адмиралтейство», написанное Мандельштамом в 1913 году), легенды и рассказы об истории отечества из советских учебников. Петр Первый стал царем, заключает Бродский, который «впервые объединил нацию»[156]. Бродский приписывает ту же заслугу объединения нации петербургской литературе, фрагменты из которой советские школьники заучивали наизусть, и это «заучивание», как он замечает, «обеспечивает статус города и его место в будущем, – пока существует русский язык, – и оно же превращает советских школьников в русских людей». Одним движением советского столичного воображения Бродского граждане многонационального Советского Союза превращаются в «русских людей».