Бродский за границей: Империя, туризм, ностальгия

Как бы отвечая Маяковскому, который в «Сифилисе», написанном по пути из Гаваны в Веракрус, обвиняет европейцев, распространивших болезнь среди колонизированного народа, Бродский замечает, что, несмотря на то что колонизация была жестокой (фраза «единороги Кортеса» отсылает к пушкам), европейцы дали покоренному народу возможность иметь представления о прошлом. По извращенной логике цивилизующей миссии империализма, разделяемой здесь Бродским, колонизаторы сначала разрушают культуры и лишь затем дают колонизируемым народам доступ к историческому знанию о том, как их культура была разрушена[179].

Название последнего стихотворения, «Заметка для энциклопедии», подчеркивает авторитарную позицию, занимаемую лирическим героем цикла по отношению к прошлому и настоящему Мексики, ее истории и географии. Заглавие предвосхищает использование энциклопедического тона и стиля, который, несмотря на значительную долю иронии, ставит вопрос об отношениях между героем и колониальной или имперской моделью знания, для которой энциклопедии имеют принципиальное значение. Эти отношения, в свою очередь, показывают знакомство Бродского с двумя такими моделями знания – русской (дореволюционной) и советской. Его отношение к первой из них, как было показано в предыдущей главе, основано на эстетической идеализации и ностальгии по культурным достижениям империи, тогда как вторая, с которой он познакомился на собственном опыте, повлияла на его антитоталитарные взгляды. В «Заметке» две эти парадигмы знания позволяют ввести историческую аналогию, развернутую в третьей строфе:

История страны грустна; однако,
нельзя сказать, чтоб уникальна. Главным
злом признано вторжение испанцев
и варварское разрушенье древней
цивилизации ацтеков. Это
есть местный комплекс Золотой Орды.
С той разницею, впрочем, что испанцы
действительно разжились золотишком.
(СиП, 1, 418)

Истребление коренных народов испанскими конкистадорами и, неявным образом, его историко-политические последствия для постколониального мексиканского общества неожиданно переосмысляются в российско-советско-имперском воображении Бродского как «местный комплекс Золотой Орды». Эта параллель между испанским владычеством и монгольским игом игнорирует тот исторический факт, что с распадом Монгольского государства в пятнадцатом столетии начались исторические процессы, приведшие к возникновению Российской империи и ее колониальных владений в XVIII веке. К тому времени, когда последняя колониальная война сотрясала Мексику – и Бродский упоминает о ряде событий, связанных с этой войной, во втором и третьем стихотворениях цикла, – Россия уже контролировала огромные исконно не принадлежавшие ей территории, которые завоевала в попытке стать имперской державой европейского образца. Мексика же и после ухода колонизаторов не превратилась в империю.