Бродский за границей: Империя, туризм, ностальгия

В этой части Бродский продолжает использовать некоторые детали биографии Максимилиана, такие как его эмоциональная переписка с братьями и матерью[190]. «Жена сошла с ума в Париже» отражает отъезд Шарлотты в Европу, где, несмотря на ухудшающееся психическое здоровье, она пыталась умолить Наполеона III и папу помочь Максимилиану, которому угрожал Хуарес. Отсылка к песне Бетховена «Мой сурок» (фр. «Marmotte», нем. «Ich komme schon»), написанной на стихи Гете из пьесы «Ярмарка в Плундерсвейлерне», напоминает о другой истории, связанной с Максимилианом, а именно о его увлечении фортепианной музыкой[191]. Сложно не увидеть в строках, где Максимилиан тоскует по Европе, тоску «певца» по родине: «Опричь того, мне хочется домой. / Скучаю по отеческим трущобам. / Пошлите альманахов и поэм». Несмотря на шутливую иронию письма, которое больше похоже не на образец эпистолярного стиля XIX века, а на скоропись открыток и телеграмм, отсылка к бродячему музыканту Гете, путешествующему со своим сурком, создает картину абсолютного одиночества и Максимилиана, и «певца» в изгнании. Одна из задач этой иронии – гуманизировать историческую фигуру Максимилиана и представить его как человека скорее не с политическими амбициями, а с музыкальными и любовными интересами, не колонизатора, а северного туриста, страдающего от жары («потею»), но пользующегося эротическими возможностями путешествия по экзотическим местам («моя мулатка»)[192].

Таким образом, исторический персонаж сливается с лирическим героем. Письмо написано неоднозначным языком, так что его образы и культурные отсылки могут быть связаны с биографией как Максимилиана, так и самого Бродского. Песня Бетховена на стихи Гете указывает на пристрастие Максимилиана к его родной европейской культуре, особенно к фортепианной музыке, но не является чужой и для повествователя. «И мой сурок со мною», широко известный в России, в советское время был популярной детской песней. Кроме того, сюжет стихотворения Гете и песни также ассоциируется с ленинградским Эрмитажем, в коллекции которого есть картина Антуана Ватто, изображающая маленького музыканта-савояра с сурком, – характерная для эпохи Гете сцена, подобная той, что вдохновила его на стихи[193].

Максимилиан не только послан в экзотическое место и его, как он пишет в воображаемом письме, «убьют здесь, видимо», – создается впечатление, что поэт-Максимилиан находится там в заключении. Погруженный в фортепианную музыку и книги вместо военной стратегии, Максимилиан представляется заложником имперских амбиций Наполеона и жестокости восставших против этих амбиций мексиканцев, точно так же, как поэт – заложник своей эмиграции: «издаля» он может прибыть в Мексику, но не домой. В контексте русской поэзии обращение Бродского к изгнаннику XIX века в окружении экзотического пейзажа, где «пуля есть естественный сквозняк», вызывает в памяти другое экзотическое место, Кавказ, и один из самых известных мифов России эпохи империи – миф о пленнике, начало которому положил «Кавказский пленник» Пушкина[194]. Бродский переносит этот миф в латиноамериканские декорации – поэт-Максимилиан предстает не кавказским, а мексиканским пленником. И это провоцирует сравнение между Максимилианом, сосланным в Мексику, и русскими поэтами, сосланными на Кавказ. Стихотворение написано пятистопным ямбом, что еще более утверждает значение русской романтической поэзии как одного из культурных источников стихотворения. Выбор метра указывает на влияние русской элегической традиции, ключевой для романтической поэзии, как точки отсчета для поэтического самоопределения Бродского.