Бродский за границей: Империя, туризм, ностальгия

Все эти поездки и путешествия внесли свой вклад в русскую литературную и художественную венециану. Они были встроены в корпус стихов и поэм о Венеции, представленный русскому читателю поколение назад поэтами XIX века. Помимо Пушкина, который никогда не был в Венеции, но заставил своего Онегина мечтать о Бренте на берегах Невы, вклад в русский венецианский канон XIX века сделали такие авторы, как князь Вяземский, который написал около сорока стихотворений, относящихся к его двум поездкам в Венецию в 1850-е и 1860-е, Каролина Павлова, Федор Тютчев, Аполлон Григорьев, Алексей Апухтин и Иван Козлов, который хоть и не был здесь, но в своей «Венецианской ночи» (1825) уловил суть русской романтической венецианы с отсылками к Байрону и образами луны, гондол, баркаролы и Торквата гармонических октав. Это стихотворение также известно как романс на музыку Михаила Глинки и отзывается во многих русских стихах о Венеции[318]. Инсаров, герой романа Ивана Тургенева «Накануне», умирает в этом городе, предвосхищая притягательный для эпохи fin de siècle мотив смерти в Венеции. Такие произведения рубежа веков, как пьеса Кузмина «Венецианские безумцы», поэтический цикл Блока «Венеция» и стихи Брюсова, вырастают из предшествующей традиции и ложатся в основу литературных и художественных конвенций описания Венеции, образующих романтический миф об эзотерическом и эротическом «городе желания». Более трезвый подход мы видим в стихотворении Гумилева «Венеция» (1912), в котором поэт вступает в полемику с позиций акмеизма с символистом Блоком, с помощью пародийной отсылки к его венецианскому циклу утопив в канале лирического героя[319]. Стихотворение 1912 года Анны Ахматовой также называется «Венеция», предлагая бесстрастные размышления о туристической Венеции. Ходасевич также смотрит на русский венецианский канон без экзальтации. В стихотворении «Брента» (1920) он удивляется, как эта узкая и невзрачная река могла привлечь внимание стольких поэтов – объект его иронии прежде всего пушкинские строки: «Адриатические волны! О, Брента!» в «Евгении Онегине». Ходасевич дистанцирует себя от предшественников, сосредоточившись вместо многократно описанного пейзажа гондол и полных лун на деталях обыденной венецианской уличной жизни, как, например, в стихотворении «Нет ничего прекрасней и привольней…»[320].

Венеция завоевала воображение русских поэтов начала XX века, но книгой, завоевавшей наибольший успех у читателей и ставшей главным дореволюционным путеводителем по Италии, стали «Образы Италии» (1911) Павла Муратова. Книга одновременно отразила и изменила существующий взгляд на Италию[321]. Венеция была первым и последним пунктом путешествия Муратова. Вслед за британскими авторами, на которых он ориентировался – Уолтером Патером и Джоном-Аддингтоном Саймондсом (самым влиятельным викторианским венетофилом), – Муратов представляет русским читателям венецианское искусство и архитектуру и предлагает взглянуть на живописные виды того, что он называет «другой Венецией» – города руин и непарадных каналов. Помимо этих путевых заметок и посвященной ей поэзии Венеция также занимает прочное место в петербургском воображении рубежа веков благодаря параллели между двумя городами, которая, как показывает В.Н. Топоров, к началу XX века становится «культурным клише». Эта параллель основана на чувстве «собственной обреченности, заката, „катакликтичности“ – смерти», приобретая эсхатологический оттенок, быть может наиболее запоминающийся в книге Мандельштама «Tristia», где апокалиптическое видение умирающего «Петрополя», классического пушкинского Петербурга, соотносится с меланхолическим образом умирающей Венеции в стихотворении «Веницейской жизни мрачной и бесплодной…». Это позднее, но, быть может, лучшее в русской литературе воплощение Венеции fin de siècle, созданное на расстоянии с использованием библейских образов и отсылок к искусству Возрождения – экфразис Мандельштама относится не только к Венеции, но и к картине венецианца Тинторетто «Сусанна и старцы». «В 1920 г. Мандельштам увидел П[етербург] как полу-Венецию, полу-театр» – цитирует Анну Ахматову В.Н. Топоров[322].