Брось мне вызов

– Тьфу, пожалуйста, сейчас же прекрати эту фигню с папочкой. И нет… В смысле, да, я уверена, что дело не в этом. Мы даже не говорим об этом, только мы и лондонское предложение.

Тиффани кусает губу.

– А что будет после утверждения участка? Что если это Лондон? Что если это Теннесси? Тогда что?

– Не знаю. Я еще не заглядывала так далеко. Я, как всегда, полагаюсь на интуицию, понимаешь?

Но она задает хороший вопрос. Если у нас все получится, Колтон переедет в Лондон, а отец и Тиффани, моя семья, останутся в Штатах. Если папа преуспеет, он переедет в Теннесси, а Тиффани и Колтон останутся в Калифорнии. Или, может быть, все они разбегутся – Лондон, Теннесси, Калифорния.

И куда мне податься?

– Я чувствую себя виноватой. Я сказала тебе быть безрассудной и смелой, и я знаю, что это все равно что размахивать красным плащом перед быком. Торо, торо. – Она слегка потрясывает одеялом, имитируя плащ, хотя она не матадор. И мое одеяло даже не красное. Оно желтое. – Ты уже на полпути к безрассудству, но это чересчур, даже для тебя.

Возможно, она права. Но прямо сейчас я не могу думать об этом. Не все сразу: единственное прикосновение к водной поверхности моей жизни, и тогда я увижу, куда рябь приведет меня.

– Все будет хорошо, Тифф. Это не твоя вина, но ты не услышишь слов благодарности, если все получится.

– Ради бога, – отказывается она. – Если получится какое-то дерьмо, то я здесь ни при чем. Но если ты в конечном итоге станешь миссис Эль Вулф, я хочу услышать должные слова благодарности в свой адрес на свадьбе за то, что свела вас вместе.

– Ты сумасшедшая. Я тебя люблю.

– Я тоже тебя люблю. Безумно скучаю по тебе. Жаль, что Софи все равно.

Я показываю ей язык и вешаю трубку, смеясь, но чувствую, что что-то глубокое и вопросительное начинает пускать корни. Я действительно просто иду шаг за шагом, полагая, что окажусь в каком-то удивительном месте, именно там, где должна быть. Но в этой ситуации требуется куда больше тактичности и чертовски больше планирования и направленности.

Мой следующий звонок не так прост, и экзистенциальные вопросы Тиффани о том, что я делаю, были совсем не прямолинейными.

– Привет, отец! Как там Мемфис?

– Эль, малышка! Черт, я соскучился по тебе. Как ты? – Он не отвечает на мой вопрос, но не думаю, что он игнорирует его, а просто занимается своим отцовским делом – сосредотачивается на мне.

– У меня все в порядке. Лондон прекрасен. – Хоть я мало что видела, но это правда. – Мы с Колтоном много работали, поэтому мало что видели.

– Как продвигаются дела с предложением? – Голос папы тихий, будто он борется со словами. Он пытается сдержать их или не хочет казаться слишком обеспокоенным нашим прогрессом? Я не знаю.

– Пап, не думаю, что нам стоит говорить об этом. Ты делаешь свою работу, а я свою. Я лишь хочу убедиться, что, что бы ни случилось, это никак не повлияет на наши отношения.

Он вздыхает, глядя мимо экрана на что-то в своем гостиничном номере.

– Я знаю, малышка. Я торчу здесь, потому что действительно хочу этого для себя, но во мне есть отцовская сторона, которая хочет видеть твой успех. Меня бесит то, что мы оба не можем выиграть. Я не хочу, чтобы ты уходила от темы разговора, но это то, что мы делаем… говорим о наших буднях, о том, что происходит, рассказываем о забавных случаях. И я знаю, что ты работаешь над предложением.

Он вскидывает руки в воздух, словно не знает, что делать с ними, со мной и всем этим бардаком.

– Я не хочу игнорировать усердную работу, которую ты проделываешь, но я не знаю, как спросить у тебя что-то, чтобы это не было похоже на попытку выведать инсайдерскую информацию о делах Вулфа. Я… я пытаюсь, малышка. И у меня не слишком хорошо получается.

– Папа… – Я смеюсь с таким облегчением, что чувствую его до самых пальцев ног. Меня нельзя назвать плаксой, но у меня немного щиплет глаза, потому что я вижу честность в его взгляде даже сквозь экран.

Он еще не принял это до конца, но уже немного смирился с моей работой с Колтоном и пребыванием в Лондоне. Я была права. Противостоять ему чертовски больно, но это был единственный способ вывести нас на новый уровень.

– Помоги старику. Что я должен сказать?

– Ты уже все сказал. Мы в порядке, папа. И у меня все хорошо, я многому учусь, что бы ни случилось.

Папины подколы разрушают всю неловкость.

– О, я знаю, что там происходит. Не разочаровывайся, малышка, но я выигрываю эту гонку. Вперед Мемфис!

– За Лондон, старик!

Мы как будто болеем за нашу любимую спортивную команду, а не за корпоративное решение, которое определит большую часть нашей жизни на ближайшие несколько лет. Но я рада, что мой отец вернулся, что мы вернулись к некоему подобию нормальной жизни.

Я понимаю, насколько это бесценно, особенно после того, как я провела время с семьей Колтона. Отец не извинялся за то, что вел себя как пещерный человек и пытался помешать мне отправиться в эту поездку, но ему и не нужно. Я знаю, почему он это делает, и причина тому – любовь. Я чувствую его сердце, слышу его надежды на то, что у меня все получится, даже если это убьет его собственный успех.

– Пап?

– Да?