Будапештская весна

Кати после секундного замешательства вдруг встрепенулась и, прижимая к себе сумочку, бросилась к выходу так поспешно, что я успел увидеть только ее развевающиеся волосы. Я, негодуя и проклиная все на свете, бросился за ней, уверенный, что это конец всему. Тогда мне казалось, что спасения для меня быть не может. Но Катенька в тот же вечер выслушала мои объяснения и простила меня. Мы были так молоды и так сильно влюблены друг в друга… Увидев, как я расстроился, Кати начала утешать меня. В туннеле под Королевским дворцом мы обнялись и поцеловались. Больше всего меня огорчало то, что завтра она уезжает.

— Не печалься, — сказала Кати. — Если дома у меня все будет в порядке, то в субботу можешь приехать ко мне. Только дождись моего письма.

Простились мы на Восточном вокзале, заверив друг друга в вечной любви и верности, и я с нетерпением стал ждать ее письма. К счастью, долго ждать не пришлось: письмо пришло в среду. Катенька писала, что с нетерпением ждет меня в субботу, а пока целует меня бессчетное количество раз. В письме находился план, по которому я, никого не расспрашивая и не привлекая к себе внимания, должен был найти ее дом, так как Комаром — городок небольшой, не то что Будапешт, и стоит мне только спросить, где живет молодая вдова, как о ней может пойти худая молва.

Не буду описывать того состояния, в котором я дожидался субботы, и чувства, с которым я сел в вагон. Когда в излучине Дуная я увидел наконец комаромский мост и башенки соборов, сердце мое так сильно забилось, что мне пришлось присесть на скамейку и носовым платком вытереть глаза.

Из вагона я вышел последним и, по совету Кати, не сел в автобус, а пешком, помахивая своим скромным портфелем, через мост направился на противоположный берег. Охваченный предвкушением счастья, вдыхая вечерний весенний воздух, я, казалось, не шел, а летел по городу, не забывая, однако, оглядываться по сторонам, чтобы не сбиться с пути. Сначала мне нужно было повернуть налево и пройти немного берегом реки, а потом — свернуть направо и переулком, чтобы не вызвать ничьих подозрений, выйти к дому Кати и позвонить у ворот, дав два коротких и один длинный звонок… Все это было так таинственно и волнующе! Кати открыла мне дверь, и я вошел во двор.

Это был не двор, а райский сад, маленький, но очень ухоженный: фруктовые деревья, засыпанные гравием дорожки, скамейки, выкрашенные зеленой краской. Посреди сада возвышался небольшой белый дом, в котором все сверкало чистотой. Покойный муж Катеньки был, видимо, человеком довольно педантичным и любил порядок. Мебель в доме была современной, кругом — ковры, керамические статуэтки. В одной из комнат я увидел радиоприемник и патефон. Не ускользнуло от моего внимания и то, что стол, уставленный фарфором и серебряными приборами, был накрыт на две персоны. Краешком глаза я заметил, что в соседней комнате стояла разобранная постель, на голубом пододеяльнике которой лежала женская шелковая ночная сорочка и — о боже! — мужская пижама. Видимо, в недалеком прошлом она принадлежала супругу Кати…

Катенька, пунцовая от возбуждения, была в нарядном платье, поверх которого был надет белоснежный отутюженный передник. Она радушно встретила меня и подвела к двум детским деревянным кроваткам, в которых спали два мальчика: двухгодовалый, со светлой головкой, и годовалый, черноволосый. Поправив на обоих одеяльца, Кати скрылась в кухне.

Усевшись в удобное кресло, я закурил. Все, что было вне стен этого дома, отступило куда-то далеко-далеко. Этот небольшой уютный домик был в тот момент для меня маленькой крепостью, в которой я чувствовал себя господином, отцом и мужем. Я любовался замысловатыми клубами табачного дыма и старался не обронить случайно пепел на блестящий паркет.

Вскоре обед был готов. Катенька явно хотела быть неотразимой: сняв фартук, она торжественно подавала на стол одно блюдо за другим. Сначала мы с ней выпили по бокалу вина, торжественно чокнувшись и глядя друг другу в глаза. Я быстро захмелел. Мы ели куриную лапшу, подернутую золотистым жирком, похожим на волосы Кати, затем на большом блюде появилась огромная мозговая кость, содержимое которой мне пришлось выковырнуть и намазать ножом на кусок поджаренного хлеба. Следующим блюдом был жареный сом, к которому было подано белое вино. Рыба мне очень понравилась. Желая сделать Кати приятное, я попросил еще один кусок, хотя, откровенно говоря, и без того был сыт по горло. Каково же было мое удивление, когда хозяйка принесла еще большое блюдо с нарезанным ломтиками мясом и отварной курицей; все это было обложено картошечкой, рисом, помидорами и украшено петрушкой, укропом и листьями салата. К мясу было подано красное вино.

Кати не очень любила рыбу и потому с аппетитом принялась за мясо. Оно было очень мягким, и мне доставляло удовольствие наблюдать, как она ела его, поливая томатным соусом.

Я хотя и наелся рыбы, но, не желая огорчать хозяйку, поглощал, не забывая хорошенько поперчить, один кусок за другим, а Катенька все подкладывала мне один аппетитный кусочек за другим.