Будапештская весна

Утром встать пришлось довольно рано, так как проснулись дети и начали кричать. Когда мать одевала их, они подняли такой шум, что мне тоже пришлось встать. Хотя мне страшно хотелось спать, я чувствовал себя счастливым. Я помог Кати перемыть посуду, приготовить завтрак, а затем начал рассказывать детишкам сказки и быстро подружился с ними. После завтрака я хотел выйти с детишками в сад, но Катенька попросила меня этого не делать, сказав, что меня могут увидеть любопытные соседи.

Мне не оставалось ничего другого, как только бродить по дому. Я даже поднялся на чердак, а затем спустился в подвал. От нечего делать я начал листать имеющиеся в доме книги. Их оказалось не так уж много: в основном это были технические книги да серия Реваи в красивых кожаных переплетах… Мне почему-то показалось, что покойный приобрел эти книги не ради их содержания, а за красивый кожаный переплет.

Чуть позже раздался звонок, который нас с Кати сильно напугал: пришли незваные гости, которые всегда могут неожиданно заявиться в воскресенье. Кати в панике затолкала меня в кладовку и даже заперла там на замок. Гости пробыли довольно долго, и я успел проголодаться, так как со вчерашнего ужина ничего не ел. Я отломил кусок колбасы, лежавшей на полке, и съел его, затем добрался до изюма и банок с вареньем, которое я доставал пальцем.

День прошел мирно и спокойно. Под вечер я с разрешения Кати через заднюю калитку вышел на улицу, чтобы побродить по городу, осмотреть собор, здание магистрата, домик, в котором родился великий писатель Йокаи. Купив красивую открытку, я послал ее Кати, написав: «Привет из красивого города Комарома», чтобы завтра, когда меня уже не будет здесь, она получила ее и посмеялась моей шутке. Но до расставания была еще целая ночь, которая прошла спокойно и счастливо.

Рано утром мы распрощались, так как мне нужно было попасть на утренний поезд: с восьми до девяти у меня была лекция в университете. Прощались мы пылко, как молодожены, которым предстояла разлука на несколько дней.

Катенька попросила меня прислать ей несколько интересных книг, сказав, что на ее книжных полках слишком много свободного места, и маленького медвежонка, которого можно было бы поставить в стеклянную горку рядом с другими безделушками.

В университет я не опоздал. Несмотря на сильную усталость, я начал писать моей возлюбленной письмо, сидя на ужасно скучной лекции по языкознанию. Я сообщал ей с мельчайшими подробностями, как добрался до Будапешта. На следующий день я написал ей еще одно письмо, и так каждый день — по письму, а то и по два.

Кати не была охотницей писать письма: она написала мне только один раз. Судя по содержанию этого письма, Кати была в плохом настроении. Она жаловалась, что люди, окружающие ее, ужасно скучны, что они ее нисколько не интересуют и что у нее, кроме меня, нет друзей, что она с нетерпением ждет субботы, когда я снова приеду к ней. Не забыла она напомнить мне о книгах и медвежонке. Но напоминать было излишним, так как я и без того все свободное время проводил в книжных лавках, расположенных на Музеумкеруте, отбирая интересные книги, ибо решил воспитать у Кати хороший литературный вкус. Я купил ей томик сказок Уайльда, «Евгения Онегина», книжку Круди и новеллы Мериме. Купил я и медвежонка.

В субботу я снова поехал в Комаром. Подарки были посланы раньше, и, когда я приехал, Кати тепло поблагодарила меня за них. Ужин на этот раз не был таким обильным, но вполне достаточным для того, чтобы хорошенько наесться двоим.

Это воскресенье я провел примерно так же, как и предыдущее: после обеда, когда дети уснули, мы тоже прилегли на диван, чтобы подремать. Кати читала мне стихи чешских поэтов. По национальности она была наполовину словачкой, а училась в чешской школе. Стихи мне не особенно понравились, хотя Кати и уверяла, что они замечательные. Я только помню, что в них то и дело упоминалось о жаворонках, которые заливались над майскими лугами.

Каждую неделю я с нетерпением ждал субботы, когда можно было сесть на поезд и ехать в Комаром. И каждый раз, когда поезд мчался вдоль излучины Дуная, я с сильно бьющимся сердцем издалека впивался взглядом в контуры комаромского моста. У Кати я оставался до понедельника и, возвращаясь обратно в Будапешт, всю дорогу пребывал в печали, вдыхая аромат Кати, сохранившийся на моей одежде, и с нетерпением считая дни до следующей субботы.

Но, к сожалению, мои поездки недолго были такими безоблачными.