Будапештская весна

Из полутемной прихожей они прошли в такую же полутемную комнату, окно было закрыто жалюзи.

Геребен осмотрелся: вся обстановка состояла из старенького шкафа, стола, двух ветхих стульев да дивана с вышитой подушкой. Сладковато пахло нафталином. На тумбочке стояла фотография в застекленной рамке. На ней был изображен мужчина с худощавым лицом, в черном смокинге. Такие фотографии обычно выставляют в витринах музыкальных кафе.

Деже взял фото и прочел надпись на обратной стороне: «Дорогой Маргитке от любящего Дюсики». Ниже следовала длинная роспись наискосок. Настроение у Геребена вмиг испортилось.

«Зачем я здесь, в этой квартире? Какое мне дело до Маргит и до этого незнакомого мужчины с неприятным лицом?» — недовольно подумал он.

Заметив, что Деже рассматривает фотографию, Маргит показала ему другое фото. На нем она, в белом халате, сидела среди маленьких детишек, держа на коленях мальчика.

— Это Шаника. Я так его люблю! И он меня тоже… Бывало, ни на шаг от меня не отходил. Его мне жалко больше всех — вот уже какую ночь мне снится его круглая перепачканная рожица…

Геребен посмотрел на фото: все детишки были похожи друг на друга, а маленький Шаника ничем не отличался от остальных.

«Все это лишь материал, из которого нужно лепить характеры… — подумал Геребен. — И, кто из них вырастет, еще неизвестно…»

Они прошли на кухню, где Маргит довольно умело начала готовить лечо: сначала она поджарила на жире мелко нарезанный лук, затем положила на сковороду кубики колбасы, а потом, разбив туда яйца, тщательно все перемешала. Получилось красивое золотистое месиво с аппетитным запахом.

Выглядела Маргит великолепно: на платье она надела фартук, а голову повязала платочком. Держа в руках деревянную поварешку, она ловко орудовала на кухне.

Деже тем временем, откупорив бутылку с вином, начал накрывать на стол, найдя в шкафу все необходимое: тарелки, бокалы, вилки и ножи.

— Сколько вы платите за квартиру? — поинтересовался Деже у девушки.

— Триста форинтов и месяц. А почему вы спросили? Можете предложить мне комнату получше?

— Нет, я не потому спросил… Просто мне интересно.

— Мне отсюда все равно нужно уходить: с хозяйкой не могу поладить.

Лечо тем временем поспело. Они сели за стол. Деже наполнил бокалы вином и невольно вспомнил свои студенческие годы, проведенные в Париже, когда он с друзьями довольно часто устраивал подобные экспресс-обеды, если не хватало денег на кафе… Они чокнулись. Подняв на Деже свои темные, с поволокой глаза, Маргит отпила немного из бокала и начала есть.

Деже был доволен. Ему казалось несколько романтичным то, что он сидит в неизвестной квартире, хозяев которой он никогда в жизни не видел, пьет вино из их бокалов, ест из их тарелок…

— Скажи, пожалуйста, — заговорил он, — а что за люди твои хозяева? Где они работают?

— Он где-то мастером в цеху.

— А его жена?

— В магазине оптики.

— Дети у них есть?

— А-а! — Маргит скорчила гримаску. — Где уж им!

— Когда они вернутся домой?

— В шесть, может, в восемь, а то и в десять.

— Они работают допоздна?

— Старик на сверхурочную остается, а жена ходит в вечернюю школу.

Оба принялись за пирожные. После обеда Маргит мыла посуду, а Деже вытирал ее. Затем они прошли в комнату девушки. Геребен сел на диван и закурил. От выпитого вина и плотного обеда оба отяжелели и расслабились. Когда Маргит прошла мимо Деже, он схватил ее за руку и притянул к себе. Маргит покорно подставила ему губы, только никак не давала снять с себя блузку.

— Нельзя, — шептала она.

— Это почему же?

— Вы же обещали хорошо себя вести…

Поддавшись охватившему его чувству, Деже начал целовать лицо и шею Маргит, незаметно расстегивая пуговки на ее блузке. Он поцеловал даже попавшийся ему под руки медальон с изображением святого Дьердя. Это словно явилось ключиком к сердцу Маргит: она сразу же перестала сопротивляться. Раздевая девушку, он снова увидел татуировку на ее руке и посмотрел на нее уже с вызовом мужчины-соперника: «Вот смотри, Дюсика, какая она твоя, да еще до гроба!» Однако Деже не покидало опасение, что его дурачат, как легковерного дурачка. Стоило ему только подумать об этом, как вся страсть, которая только что сжигала его, мигом улетучилась… Подобное бывало с ним и раньше, и он хорошо знал, что в этом случае нужно немного переждать. Чтобы растянуть время, он спросил у Маргит, как она решилась на татуировку.

— Дюсика как-то упрекнул меня в том, что я его не люблю, а затем спросил, что я могу сделать, чтобы доказать ему свою любовь. Вот тогда я и попросила свою подругу Гизи, чтобы она свела меня к своему знакомому, который умеет делать татуировку…

— И чем же он тебя колол? Иголкой?

— Сначала он сделал наколку, а потом пустил туда тушь.

— Больно было?

— Немножко.

— Кровь не шла?

— Чуть-чуть.

— И теперь ты до смерти будешь ходить с этой татуировкой? Разве нельзя свести ее?

— Говорят, можно, только я не хочу.

— Почему?

— Знаете, если я вдруг случайно встречусь с Дюсикой на пляже или на улице, когда буду в блузке с короткими рукавами, пусть он увидит ее и пусть ему станет стыдно…