Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)

Льюис сжимал зубы, не позволяя себе лишнего слова. Льюис практически не двигался, чтобы не создавать дополнительного шума. Льюис закрывал глаза, стараясь слиться с окружающей средой и стать мебелью.

Психологи ходили к нему вереницами и кое-каких успехов добиться сумели. Он снова заговорил, хотя и делал это теперь не столь охотно, как в былое время. В тот вечер, когда он вновь открыл рот и позволил себе произнести несколько слов после полугода молчания, Адель рыдала навзрыд, прижимая сына к себе. Гладила по волосам, говорила, что всё у них теперь наладится.

Всё обязательно будет хорошо.

Льюис обнимал мать в ответ, но восторга не разделял. Он продолжал замыкаться в себе, посчитав, что это единственный путь к спасению.

Специалисты говорили что-то там о юном возрасте, ознаменованном гибкостью и пластичностью психики, говорили, что уже через пару лет он обо всём забудет, как о страшном сне.

Но он не забывал, продолжая постоянно возвращаться в мыслях к событиям своего детства, закусывая губы, чтобы не заорать во всю глотку. Для него слова о проглоченном языке не были пустым звуком, они были для него чем-то вроде ключа к спасению.

Вот и теперь, спустя десяток лет, он продолжал обнимать себя руками и забиваться в угол, надеясь, что Рекс не посмотрит в его сторону и не станет донимать вопросами. А лучше пусть вообще уберётся подальше и не подходит ближе, чем на пятнадцать шагов.

Когда рядом много людей, можно немного сократить дистанцию, но, оставаясь один на один, пусть меняет тактику поведения. Держит себя в руках, не лезет в личную зону и не оставляет там огромное количество отпечатков грязных подошв.

В одну из ночей Льюис очнулся от того, что кто-то тряс его за плечи, повторяя всего одно слово.

Проснись.

В комнате горел приглушённый свет, и, распахнув глаза, Льюис увидел Рекса, склонившегося над его кроватью. Первым порывом было, конечно же, ударить, чтобы попытаться отделаться от этого призрака прошлого, воплощённого в живом человеке.

Рекс, наученный горьким опытом, оказался проворнее. Перехватил соседа за руки, сосредоточенно посмотрел ему в лицо.

– Почему ты орёшь по ночам? – спросил не столько заинтересованно, сколько грубо.

Льюис не ответил, лишь облизал пересохшие губы и отвернулся к стене. Он не собирался демонстрировать перед соседом слабости, равно, как и посвящать его в свои тайны.

Рекс Мюррей был не из тех людей, что способны годами дожидаться ответа. Не из тех, кто обладает невероятным терпением, достойным воспевания. Задав вопрос, он ждал моментального ответа, а если оного не получал, практически сразу же терял интерес. Больше всего на свете он любил выражение «время – деньги», потому старался не тратить драгоценный ресурс впустую.

Льюис надеялся, что и теперь Рекс не удостоит его вниманием в течение длительного периода. Послушает тишину минут пять, после чего осознает, что с ним наболевшим никто делиться не торопится, поднимется и вернётся в свою кровать.

Рекс, между тем, продолжал ждать ответа. Его ладони по-прежнему удерживали руки Льюиса, не позволяя сдвинуться с места, повернуться на бок, уйти от изучающего взгляда.

– Я ещё в первый день нашего знакомства понял, что ты немного не в себе, – произнёс Рекс. – Но тогда подумал, что это всё же больше капризы. После того, как ознакомился со столь любезно представленным в моё пользование дневником, понял, что у подобного поведения есть какие-то корни. Ты же не просто так ненавидишь людей и отгораживаешься от них. У тебя есть на то определённые причины. У всех всегда есть причины. А то, что ты визжишь по ночам, как резаный – ещё одно доказательство в пользу правдивости моих догадок. Что-то такое есть в прошлом, да?

– Не твоё дело, – прошелестел Льюис, продолжая смотреть в стену.

– Но ты мог бы…

– Не твоё дело!

В этот раз получилось уже гораздо экспрессивнее, громче и увереннее.

Льюис не сомневался: в глазах его можно было прочитать много такого, что в приличном обществе озвучивать не принято, потому что в противном случае посчитают невоспитанным плебеем. Он опасался не этого. Он боялся ответной реакции.

Судя по выражению лица Рекса, он не был белым и пушистым существом, способным сносить оскорбления в свой адрес, списывая со счетов все обиды. Он бы их запомнил и при случае отомстил.

– Точно. К счастью, не моё, – согласился Рекс. – Я и не требую представить мне отчёт о случившемся. Просто… Будь добр, не ори так. Не мешай мне спать.

– Заткни уши, – любезно посоветовал Льюис, не торопясь выключать свет.

Рекс уже успел подняться и уйти на свою половину комнаты. Льюиса, однако, продолжало колотить от мысли, что другой человек находился в столь опасной от него близости и не просто стоял, а прикасался. Делал это не очень-то сдержанно. На запястьях, наверняка, утром нальются синяки, и придётся сильнее натягивать рукава форменного пиджака, чтобы… Нет, наплевать, что подумают другие. Главное, чтобы он сам ничего этого не видел и не впадал каждый раз в состояние прострации, увидев тёмные пятна на коже.