Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)

Когда он удалялся, Льюис продолжал гипнотизировать взглядом спину. Рекс на ночь надевал стандартную белую футболку и пижамные штаны. Его, при всём желании, невозможно было спутать с тем человеком, что приходил каждый вечер. Бросал на стол ключи, садился напротив и долго, томительно наблюдал за Льюисом. Усмехался, потягивал противное, до тошноты воняющее пиво из бутылки.

Рекс опустился на свою кровать, вскинул голову, посмотрев в противоположную сторону комнаты. Кажется, он собирался улыбнуться и сказать что-то ободряющее, но Льюис поторопился отвернуться, разрывая визуальный мостик, установившийся между ними. Он не хотел, чтобы Рекс на него смотрел. Не хотел разговаривать с ним. И просто доверять людям он тоже не хотел. Это было сложно, а результата не гарантировало. Каждый из них мог оказаться предателем.

Вместо того чтобы погасить свет и попытаться вновь уснуть в этот жалкий остаток ночи, Льюис потянулся к ручке, лежавшей на столе, вытащил из-под подушки слегка потрёпанный ежедневник и открыл его на нужной странице. Требовалось черкануть в личный дневник хотя бы пару строчек. Просто, чтобы не сойти с ума, не двинуться окончательно, перемалывая в себе это омерзительное состояние. Оно пожирало Льюиса изнутри, заставляло его гореть в адском пламени прямо сейчас, а он…

Он лишь слабо сопротивлялся, позволяя в большинстве случаев действительно сжигать очередную частицу личности, повышая уровень отчаяния в крови до критической отметки.

Запись получилась краткой. Льюис не писал там о своих ощущениях или о том, насколько был ошарашен присутствием поблизости Рекса. Несколько размытых предложений, суть которых постороннему человеку понять нереально. Будь у него возможность, он бы просто-напросто выплеснул на разлинованную страницу порцию чернил, позволяя им растекаться во все стороны уродливыми ручейками.

– И свет мне тоже мешает спать, – произнёс Рекс, напоминая о своём существовании.

Льюис ничего не ответил, просто погасил лампу, которую, в общем-то, и не включал. Рекс сам это сделал, когда подобрался непозволительно близко и присел на кровать, чтобы разбудить соседа по комнате.

Спасибо, хоть по щекам в порыве человеколюбия не отхлестал. Это было вполне в его стиле. А Льюис бы тогда не то, что язвить, он бы и говорить не смог, прикусив по привычке язык и забившись в угол испуганным зверьком с дико колотящимся сердцем.

– Благодарю.

– Подавись, – прошептал Льюис, услышав, как Рекс хмыкнул после этого замечания, но дальше диалог поддерживать не стал.

Он больше не повторял подобных фокусов и не подходил к кровати Льюиса, чтобы разбудить.

Льюис не сомневался, что Рекс последовал совету и начал затыкать уши, не желая слушать вопли, доносившиеся с соседней кровати. Льюис не верил, что просто перестал кричать, ведь кошмарные сны продолжали мучить его с завидным постоянством, не становясь с годами слабее. На протяжении десяти лет они оставались всё такими же яркими и детальными, как и прежде.

Льюис отчаянно лгал психологам, что в этом плане всё давным-давно наладилось, но наедине с собой имел мужество признать реальное положение вещей. Потому-то он и не считал себя победителем, а побеждённым – сколько угодно.

Переступая порог общей спальни, он каждый раз надеялся, что Рекса там не окажется. Иногда мечты сбывались, иногда приходилось мириться с посторонним присутствием. Благо, что Рекс более или менее входил в положение, а потому предпочитал проводить свободное время в актовом зале и не тянул своих друзей с замашками великих театралов в комнату, желая обсудить подробности сценария и новой постановки.

Из обрывков разговоров, свидетелем которых Льюису удалось стать, он кое-что узнал. Например, что Рекс решил не только в качестве группы поддержки для Альберта и Эштона выступить, но и реально подняться вместе с первым на сцену. Что они там готовили, он не успел подслушать.

Понял, что ещё немного, и попадёт в поле зрения актёров, потому поспешил скрыться и вновь запереться в комнате, сделав вид, что так с момента окончания занятий никуда не выходил.

Разве что в душевую заглядывал.

Рекс частенько смотрел на него с подозрением, словно знал нечто, другим недоступное. Льюис не любил его внимание. Оно вгоняло в состояние повышенного дискомфорта и заставляло порядком понервничать, а разговаривать друг с другом было ещё проблематичнее, нежели играть в обмен взглядами.

Быть может, Рекс действительно знал.

Не моменты, оказавшие влияние на чужое прошлого и сформировавшие будущее, разумеется. А то, что Льюис иногда за ним следит, желая получить доказательства своей теории о злых людях, которых можно только ненавидеть. Причислить соседа по комнате к категории наиболее ярких представителей, после чего с чувством выполненного долга вновь забиться в раковину и просидеть там до скончания веков.