Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)

Пока другие школьники дурачились, он вновь окунался в кошмарные воспоминания, вспоминал ледяное прикосновение стали, рисующей памятные узоры на коже, и обжигающее – сигарет. Оранжевые огоньки, что оставляли укусы на коже под хохот мучителей. Запах собственной крови, растекающейся по полу и боль, которая не покидала ни на мгновение. Тогда ему казалось, что ещё немного, и кости пробьются наружу, натянув кожные покровы и прорвав их. Он не знал, реально ли такое положение вещей, но воображение услужливо подсовывало соответствующие картины.

Издевались над ним профессионально, ни единой косточки не сломали, но зато накрепко вбили многочисленные страхи, опасение, недоверие и ненависть к большинству людей. Поверить, что представители отряда двуногих монстров действительно способны быть хорошими и добрыми, Льюису до сих пор не удалось. Если только отдельными проблесками, да и те оказались ложными, фальшивыми. Искусственная позолота вместо драгоценных металлов.

На каникулах у Льюиса появилось немалое количество времени на раздумья, и он воспользовался представленной возможностью. Во всяком случае, постарался перестроить систему ценностей, вернувшись на исходную позицию.

Он надеялся, что приедет в общежитие раньше Рекса, проведёт несколько часов в одиночестве, переосмыслит систему восприятия соседа в этих декорациях, вновь напомнит о необходимости соблюдения границ, установленных в самый первый день, и перестанет постоянно думать об этом человеке. Вообще.

Рекс оказался настойчивым. Убираться из мыслей не торопился. Пару раз он приснился Льюису во время каникул и миллион – просто влез в голову. Даже с Рождеством поздравил, хотя чего-чего, а сообщений от него Льюис не ждал. Вежливость деликатно напомнила о себе, и он ответил. Коротко, по существу, но всё равно не оставил Рекса без ответа, как планировал.

А сегодня, сидя на заднем сидении, он пристально смотрел в окно, время от времени вырывал отдельные фразы из рассказа Адель и понимал, что никак не может сосредоточиться на её словах.

Мать что-то говорила, а он витал в облаках, вспоминая удивительно несчастную историю жизни леди Шалотт, решившей оставить башню, столько лет служившей ей домом. Домом, от которого она устала. Домом, что сводил её с ума. И чьи стены покинула, увидев прекрасного Ланселота.

Теперь он не сомневался в правдивости слов Рекса.

Мюррей был его Ланселотом, встреча с которым обещала смерть, а он, Льюис, оказался той самой леди.

При попытке выбраться за пределы воображаемого дома ему тоже грозила смерть, но не простая и тихая, как у неё, а мучительная, наполненная страданиями и ознаменованная длительной агонией.

Ожиданиям не суждено было оправдаться. Вернувшись, Льюис застал Рекса на месте, а тот предложил провести время с пользой.

– Сыграешь с нами? Нам как раз одного игрока не хватает, – произнёс и замер напротив, ожидая ответа.

Улыбнулся, как будто факт положительного ответа мог сделать его счастливее во много раз.

Льюис это предложение расценивал, как насмешку.

Он и спорт были понятиями несовместимыми.

Единственное, чему он со временем научился, стал язык кулаков, причём больше дворовый, нежели профессиональный.

Да и то, умений хватало исключительно до тех пор, пока никто к нему не прикасался, потом наступал безграничный ступор, ознаменованный болью ожогов, оставшихся яркими точками вдоль позвоночника. Ярким узором кровавых полос, расчертивших спину. Они не складывались в слова, просто были нагромождением черт.

Где хотели, там и полосовали ножом.

А он не мог и слова произнести, боясь остаться немым.

Странно.

Тогда он не думал, что выживет, а сохранить умение говорить всё равно хотел. Молчал и стискивал зубы, сжигая боль внутри, вымывая её слезами, неконтролируемо стекающими по щекам.

И в итоге онемел на несколько месяцев.

Рекс об этом, конечно, не знал. Как не знал и причин, по которым Льюис никогда не принимал участия в командных видах спорта, предпочитая стоять в стороне, играя в волейбол со стеной, а не с живым человеком, или же вообще старался отмахнуться от подвижных игр, придумывая странные аргументы. В бассейне он не занимался, крикетом не увлекался, но учителя входили в положение и ставили ему более или менее приемлемые оценки, не желая портить отличную успеваемость.

Вообще, если задуматься, странностей можно было заметить немало. Например, посчитать одной из них стремление Льюиса последним зайти в раздевалку, когда все остальные оттуда уже ушли, и переодеваться в одиночестве. Да и то, что в спальне он тоже не светил голым торсом. Неоднократно видел, как переодевается по утрам и вечерам Рекс, но сам предпочитал совершать данный ритуал в полной темноте и в таком же одиночестве, чтобы лишний раз не демонстрировать соседу спину, иссечённую лезвием и покрытую тонкими белёсыми шрамами. Когда-то они были алыми, и Льюис беззвучно плакал, глядя на них при помощи зеркала. Потом накрыло равнодушием и апатией, но посторонних бы картина наверняка шокировала и породила массу вопросов.

Льюис не хотел ничего объяснять.