Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)

Эштон ведь никогда не травил его рассказами о своих девчонках, посодействовать в той или иной ситуации не просил. Вряд ли он мог дать дельный совет, выслушав откровения Альберта. Он бы, скорее, впал в состояние эмоционального транса и дикого недоумения, услышав, с кем именно Альберт собирается встретиться в ближайшее время. Ещё сильнее изумился бы, услышав признание о происшествии на Хэллоуин и о том, что случилось незадолго до рождественских каникул.

Эштон, возможно, заметил, что приятель начал гораздо больше времени проводить в сети, но вряд ли связывал это с потенциальными переменами в личной жизни. Сам Эштон сейчас мог думать только о написании выпускных экзаменов, а потому, если и сидел в сети, то делал это не ради общения. Он черпал оттуда знания, схожий тип поведения приписывал, вероятно, Альберту.

Заговорить напрямую Альберт не решился, начав рассуждать об абстрактных ситуациях, чем Эштона окончательно запутал и успел породить подозрение относительно пробуждения в себе любви к девушкам, а вообще-то к одной конкретной особе. Той самой, что пришла преподавать английскую литературу.

– Тебе нравится мисс Кларк? – удивлённо выдал Эштон, вскинув бровь.

– Нет.

– Тогда к чему такие вопросы?

– Мне просто интересно, как бы ты поступил, оказавшись в подобной ситуации.

– Никак.

– То есть?

– Смотрел бы по обстоятельствам, а в твоей ситуации я никаких подробностей не увидел, – развёл руками Эштон.

– И этот человек пишет сценарии, – воздев глаза к небу, произнёс Альберт. – Хорошие, заметь.

– Там события и поведение героев зависит исключительно от меня, – немного снисходительно пояснил ему Эштон. – Локации, характеры, диалоги и всё остальное исключительно на моей совести. Я знаю, что скажет один герой. Знаю, что ответит ему второй. Когда речь заходит о реальном свидании, могу лишь сказать: нет вообще никаких гарантий, что оно удастся. Но никто и не говорит, что оно обязательно превратится в кабаре абсурда. Зависит от людей, решивших пересечься. Захотят – вытащат обречённый разговор, не захотят – утопят тот, что получил бодрый старт. Так понятнее?

– Вполне.

Можно подумать, он сам этого не знал или не догадывался. Эштон озвучил самые простые истины – ничего нового или удивительного.

Очевидные замечания.

От разговора с ним легче не стало, и домой Альберт вернулся по-прежнему в растрёпанных чувствах.

Лёжа в тёмной комнате, он вновь перечитал переписку с Энтони, имевшую место в преддверии того самого звонка с обещанием почти законных развлечений.

С одной стороны, Альберт опасался такой рекламы, с другой, она его заинтриговала, заставив мысленно возвращаться к разговору.

Энтони нарочно посеял сомнения и теперь, наверняка, наслаждался произведённым эффектом.

Впрочем, Альберт – в свете своего своеобразного помешательства – ничему не удивлялся. Сам факт, что он решил начать общаться с Энтони, поддержав инициативу, исходящую от того, уже можно было назвать удивительным явлением.

Он написал Энтони первым, тот ответил, так и завязалось общение. Слово за слово – и понеслось на стремительной скорости. Альберт не знал, хорошо это или плохо, но пока его всё устраивало. Они с Энтони разговаривали много, часто и подолгу, иногда созваниваясь, иногда ограничиваясь обменом текстовыми сообщениями. Они обсуждали многочисленные темы, делились наблюдениями и мнениями, относившимися к тому или иному вопросу. Им вместе всегда было о чём поговорить, и разговоры эти ни разу не отмечало тягостное длительное молчание.

Тем не менее, опасения никуда не девались. Общение в сети у них сложилось, несомненно. Но сеть и мир реальный не были одним и тем же. Там, в пределах электронного мира, Альберт каким угодно человеком мог притвориться, имел достаточно времени, чтобы обдумать ответ, набрать сообщение, удалить его и заменить на более удачный вариант.

В реальности ему такой возможности не предлагали.

Немного раздражала собственная нерешительность, и то, что он не сказал Энтони о своём отношении к романтическим свиданиям. Не сказать, что Альберта туда таскали каждый раз, и он успел выучить официантов, работающих в дорогих ресторанах, поимённо, но пару раз случалось, и эти вечера ему совершенно не запомнились. То есть, запомнились, само собой, но со знаком минус.

Альберт неплохо относился к романтике, но только тогда, когда она выдавалась в разумных пределах. Он не хотел пить шампанское или красное вино, ужиная при свечах. Данный вариант представлялся ему донельзя избитым, как и тот, что предполагал крепкие напитки в сочетании с быстрым сексом в тёмной клубной подсобке или – хуже того – в туалете.

Он отчаянно не любил крайности, хотя против спонтанного секса ничего не имел.

Не с первым встречным, само собой.

Но Энтони назвать таковым язык не поворачивался. Теперь уже точно.