Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)

Он понимал, что ему вскоре в обязательном порядке придётся столкнуться лицом к лицу с Адель Мэрт и, несомненно, поговорить с ней по душам. С Маргарет проблем не было, для них откровенные разговоры были явлением закономерным, само собой разумеющимся. Здесь появлялось множество нюансов, вследствие чего Рекс не представлял, как это будет происходить, но подсознательно слегка опасался, хотя бы потому, что Адель не знала об истинных отношениях, завязавшихся между ним и Льюисом. Она считала их друзьями, а они вроде как парой теперь были. В перспективе могли ещё и любовниками стать, правда, неизвестно, какое количество времени отделяло их от пересечения данной черты.

Рекс не собирался торопиться, понимая, сколько психологических барьеров встанет у него на пути, но у него на повестке дня и не стоял вопрос «Как поскорее уложить Льюиса в койку». Конечно, строить из себя образец целомудрия было нелепо. Рекс Льюиса хотел, и сомневаться в этом не приходилось. Количество его эротических фантазий, связанных с Льюисом, зашкаливало – их было так много, что на третьем десятке счёт прекратился и был заброшен. Несмотря на это, Рекс готов был ждать столько, сколько понадобится Льюису для совершения первого шага после принятия осознанного решения, и торопить его, постоянно напоминая о собственных потребностях, не планировал. Это и в представлении выглядело омерзительно, в реальности побило бы все рекорды по отвратительности.

Льюис продолжал ходить к Сесиль.

После того, как он покидал кабинет психолога, на пороге возникал Рекс. Его всерьёз интересовали результаты и вердикт, вынесенные специалистом.

Сесиль бросалась какими-то заумными словечками, смысл коих Рекс понимал через одно-два, но, в целом, картина была ему ясна.

Льюис постепенно выбирается из кокона, ставшего его спасением от всего окружающего мира на долгие годы. Он делает семимильные шаги на пути, если не к окончательному исцелению, то к изменению качества своей жизни – однозначно.

Рекс и сам это замечал. Прогресс был на лицо.

В первое его появление на территории академии Льюис напоминал запуганного зверька, наученного горьким опытом, а потому постоянно шарахающегося в угол при виде посторонних. Сейчас он был немного увереннее в себе, большее количество времени проводил за пределами комнаты, в которой когда-то добровольно замуровался, чаще разговаривал, как с одноклассниками, так и с учениками параллели. Он улыбался, хотя, по-прежнему, делал это очень неуверенно, иногда смеялся. Рекс, да и все остальные с удивлением осознали, что смех у Льюиса очень красивый.

Застенчивость, не желавшая уходить окончательно, из недостатка превратилась в визитную карточку. Льюис не опускал глаза и не краснел, но не представляло труда определить момент появления смущения.

Одной из крупных побед над обстоятельствами можно было посчитать тот факт, что Альберт перестал смотреть на Льюиса с предубеждением, изменив отношение к нему не по просьбе Рекса, а на основании собственных наблюдений.

– Он тебе ведь давно нравится, да? – спросил Альберт как-то, когда они отдыхали после очередной репетиции, устроив себе лежанку прямо на сцене, валетом.

– Да, – честно признался Рекс.

– Я заметил это ещё на Хэллоуин, когда ты носился по залу в поисках своего сокровища, – вынес вердикт Альберт. – Знаешь, тогда я подумал, что ты слегка, ну, или сильно, чокнутый, если сумел увлечься таким экземпляром. Но сейчас, присмотревшись к нему, понимаю, что он очень симпатичный, да в общении милый.

– А раньше он таким не был?

– Он большую часть этого года смотрел на меня так, словно собирался отвести на кладбище и принести в жертву, устроив ритуал с сожжением, – хмыкнул Альберт, приподнимаясь на локтях.

Рекс сделал то же самое и ухмыльнулся в ответ, понимая, что слова Альберта не так далеки от истины.

Льюис, правда, готом не был, и к кладбищенской романтике тяги не питал. Да что там… Он бы вообще не решился выйти ночью в гордом одиночестве из дома, не говоря уже о том, чтобы добираться до погоста. Однако, не зная его и не общаясь близко, вполне можно было обмануться, приняв желание отгородиться от окружающих людей и не пускать их в свою жизнь за ненависть и отторжение к посторонним. Ну, или за показные капризы и не менее демонстративную стервозность, призванную добавить лоту, выставленному на аукцион, стоимости.

В конце концов, чем человеческое общество отличается от аукциона? Каждый так или иначе пытается себя продать. Вопрос лишь в том: найдётся ли некто, желающий заплатить полную стоимость, или вещь так и останется невостребованной?

Рекс был одним из тех, кто заплатить согласился и теперь не собирался отказываться от покупки. Для окружающих Льюис был странным, а в представлении Рекса он являлся прекрасным цветком, некогда живущим в тени, а ныне потянувшимся к солнцу.