Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)

Бесполезное занятие. Если Алекс действительно любит свою девушку и до сих пор никого на замену не нашёл, то и в дальнейшем будет следовать своим принципам, не допуская ошибок.

Кэрмит сам не понял, когда успел сжать руку Алекса до боли, до проступающих на коже красных пятен. Когда вскинул голову, перехватил изумлённый взгляд и произнёс решительно:

– Алекс, я люблю тебя.

Осознал произошедшее только после того, как всё случилось, и обратной дороги уже не было.

Его признание не подходило под определение романтичного и нежного; от этих слов веяло безысходностью, концентрированной тоской и вместе с тем огромной решимостью. Убеждённостью, что дальше не стоит молчать. Даже если он не получит взаимности – сказать обязан. Сохранить всё в тайне – почти что преступление.

Четыре слова – выстрелы в замкнутом пространстве.

Оглушительные, до разрыва барабанных перепонок и последующей глухоты. До бесконечной тишины в ответ.

Кто она – девушка, сумевшая заполучить твоё сердце? Кажется, этому вопросу суждено навечно остаться риторическим.

========== Глава 5. Тот, кто даёт признательные показания. ==========

– Ладно, так и быть, я признаю свою вину. Был к нему несправедлив и напрасно подозревал во всех смертных грехах. Но, согласись, это действительно наводило на определённые мысли. Сначала в твоей жизни появляется она, и ты живёшь в безграничном напряжении, стараясь хоть как-то скорректировать сложившуюся ситуацию, по возможности не пересчитав собой все острые углы, которые только можно найти. Потом она стремительно исчезает, ты вздыхаешь с облегчением, но вскоре сталкиваешься с Алексом. Окажись я на твоём месте, о беспечности, а тем более о спонтанных влюблённостях не шло бы и речи, зато об осторожности – сколько угодно. В любом случае, я рад, что ошибся. Странно об этом говорить, но иногда люди бывают лучше, чем я о них думаю. Ошибка из категории тех, что подойдёт под определение чудесной.

Баночка с недопитой колой опустился на столешницу, рядом с ней лёг глянцевый журнал автомобильной тематики.

Последние полчаса Даниэль перелистывал страницы, не особенно заостряя внимание на представленных статьях, сосредоточившись на разговоре, а тут лишь рассматривая иллюстрации. Попутно обсуждал с Кэрмитом последние события из жизни, подходившие под определение «важных». Под номером один значились, что совсем неудивительно, случаи, связанные с именем младшего представителя семьи Ильинских.

– Спасибо за заботу, пап, – произнёс Кэрмит, отложив в сторону планшет и посмотрев на собеседника. – Я обязательно прислушаюсь к твоим советам. Впредь буду сначала думать, а потом делать.

– Не обязательно иронизировать.

– Даже не пытался. Но ты действительно ведёшь себя так, словно отчаянно подражаешь моему отцу.

– В точности копирую поведение?

– Почти. Есть несколько несоответствий. Например, ты тщательно выбираешь выражения, не бросаешься оскорблениями и не обкладываешь меня матом за малейшую провинность. Наверное, именно по этой причине твои нотации слушать приятнее, чем попытки вправить мне мозги, идущие со стороны Трэйтона-старшего. Нет, отец, несомненно, отходчив настолько же, насколько и вспыльчив, но неприятный осадок всё равно остаётся, сколько усилий не приложи.

– И что он говорит об Алексе?

– Отзывается исключительно в позитивном ключе. На самом деле, говорили мы о нём не так много, но симпатия была ярко выраженной. Камилла и Грег предлагали пригласить его к нам на рождественские праздники, поскольку он здесь в одиночестве, родители в другой стране… Сам понимаешь.

– Ты пригласил?

– Да, но он отказался. Мы пересекались после. Я передал подарки от моих родителей, мы немного погуляли по городу, поговорили. В общем-то, это был обычный, ничем не примечательный день.

– Конечно, – усмехнулся Даниэль, едва удержавшись от развернутого замечания.

Судя по его лицу, он успел придумать немалое количество подробностей, не имеющих и минимального сходства с реальностью. Он наверняка рассматривал прогулку в качестве свидания с продолжением.

Кэрмит вскинул бровь, но задавать дополнительные вопросы, равно как и заниматься опровержением догадок лучшего друга, не стал. Даниэль мог нарисовать в воображении любой вариант развития событий, придумать огромное количество деталей этой прогулки, но правда была известна только двум людям.

Возвращаться к этим событиям было неприятно.

Кэрмит понимал, что откровенность приказала долго жить. Он не станет рассказывать о совместной вылазке, потому что и похвастать особо нечем. Разве что поведать Даниэлю историю одного отказа и зашкаливающей неловкости, с которой пришлось столкнуться после признания, прозвучавшего так порывисто, стремительно – чистая импровизация.

Я люблю тебя.

И тишина в ответ.

Алекс не продублировал слова Кэрмита. Смотрел долго, внимательно, пристально, а потом закрыл глаза, и всё закончилось. Откинулся на спинку стула, запрокинул голову, покрутил в пальцах зажигалку, постучал её кончиком по столешнице. Не нужно было ничего говорить, чтобы Кэри понял, какие слова остались невысказанными.