На мгновение показалось, что дверь приоткрылась, но, обернувшись, он не увидел ничего подозрительного. Все посторонние шумы и скрипы были, скорее всего, на совести разыгравшегося воображения.
Оказавшись у противоположного бортика, он понял, что воображение с ним злых шуток не играло.
В бассейне теперь было двое. Пловец и наблюдатель. Кто второй?
Терренс, само собой. Без сомнения.
Рендалл несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, стараясь привести дыхание в норму – последний марш-бросок оказался изматывающим по причине неправильного распределения сил.
Рендалл поступил так намеренно, надеясь получить желанную усталость, но результат его не удовлетворил. Он по-прежнему чувствовал себя бодрым и смотрел на всё широко распахнутыми глазами. Сейчас Рендалл мечтал отключиться от внешнего мира и никого не замечать.
Терренс, несмотря на поздний час, выглядел ослепительно.
Как и всегда.
Не будучи потрясающе красивым, он умудрялся подавать себя так, что окружающие восхищённо ахали и ещё долгое время находились под впечатлением. Делал это Терренс не так уж часто, позволяя природному обаянию прорваться наружу лишь в тех случаях, когда он видел для себя выгоду, ну, или же хотел привлечь внимание определённого человека.
Вряд ли в этот момент он собирался кого-то очаровывать. Рендалл скорее поверил бы, что в голове Терренса один за другим проносятся кровожадные планы, напрямую связанные с водной стихией.
Смотрит неотрывно и мысленно топит, не позволяя вырваться из водного плена.
Терренс перекинул пиджак через плечо, а во второй руке держал розу на длинном стебле, усеянном крупными острыми шипами. Делал вид, будто безумно занят, и всё его внимание притягивает к себе цветок, срезанный в саду академии.
Шаги отдавались тяжёлым гулом. Каждый из них был для Рендалла оглушительным. Терренс плотно закрыл дверь и теперь направлялся к бассейну.
– Какая неожиданность, – произнёс, оторвавшись от созерцания розы, и метнув взгляд в сторону Рендалла. – Наплевав на правила академии, один из самых примерных учеников, покидает спальню в неположенное время и приходит в бассейн, игнорируя технику безопасности. Не ожидал такого от тебя, Стимптон. Хотя… Кажется, ты геройствуешь только тогда, когда речь заходит о бунтарствах мелкого масштаба. Нет размаха, нет смелости, нет вообще ничего. Пустышка.
Терренс остановился напротив, в опасной близости к краю, и Рендаллу нестерпимо захотелось убрать руки с борта. Он слишком ярко представлял, как Терренс наступает ему на кисть и давит со всей силы, в надежде переломать пальцы, а потом ещё и ещё раз до тех пор, пока помещение не огласит болезненный крик, или не прошелестит в воздухе позорная просьба о помиловании.
Это было унизительно в мыслях. В реальности – ещё унизительнее. И Рендалл решил, что не сдвинется с места, иначе перестанет себя уважать. А если подозрения подтвердятся, то и рта не раскроет, продолжая хранить молчание до последнего.
– Я не единственный, кто нарушает правила академии.
– Но ты и не сын директора, – резонно заметил Терренс.
– Действительно, – хмыкнул Рендалл.
Ему не хотелось разговаривать, однако Терренс расценил бы его молчание, как трусость и неумение держать удар. Людей такого склада характера он ненавидел и презирал ещё сильнее, нежели тех, кто пытался сопротивляться.
Терренс усмехнулся. Разжал ладонь, позволяя пиджаку упасть на пол. Пуговицы ударились о плитку. Терренс не обратил внимания.
Он потянулся к розе, отрывая один из лепестков, помял его несколько секунд и бросил в воду.
Рендалл видел в истерзанных лепестках лужицы крови, разливающейся по поверхности бассейна.
Взгляд Терренса стремительно препарировал Рендалла и разбирал на составные части, вгонял под кожу острые иглы, пропитанные ядом.
– Не рассказывай мне сказок, а я не буду тебе лгать. Никто не хочет ранить меня, но каждый старается. Собирай вещи, вставай, убирайся. Да-да, я поступаю верно, – произнёс Терренс так, словно принимал участие в конкурсе чтецов и всерьёз нацелился на первое место. – Роза, роза, алая роза. Увижу ли я тебя замужней? Я выйду за тебя по воле отца, по его воле.
Лепестков на воде становилось всё больше, и это вовсе не казалось Рендаллу романтичным.
Как и слова Терренса, выхваченные из песни, но при этом ударившие по больному, когда речь зашла о воле отца и необходимости заключать брак.
То ли Терренс обо всём знал и теперь окончательно разочаровался в оппоненте, узнав, что послужило причиной для скоропалительного союза, то ли бросил слова наугад и попал в самую суть.
Подбери мои лепестки и накрой меня ночью…
– Так и будешь торчать в бассейне? Или выберешься оттуда и отправишься в комнату? – поинтересовался Терренс, чуть склонив голову набок.
Улыбка его была сардонической, а в глазах прочитывалось обещание опасности.
– А если я хочу ещё немного поплавать?
– Плавай. Но, в таком случае, я тоже останусь и буду за тобой наблюдать.
– Как тебе будет угодно, – отозвался Рендалл, отталкиваясь от бортика.
Он не понимал, что происходит, но подсознательно ощущал угрозу, исходившую от одноклассника.