Смотрел на Мартина, не навязчиво, прожигая взглядом, а исподтишка, из-под полуопущенных ресниц, лишь время от времени позволяя нечто более откровенное.
– А говорил, что примешь любое решение рецензентов.
– Приму. Что мне ещё останется сделать? – засмеялся Кэндис. – Лучше скажи, как ты умудрился подняться наверх без света? Тут ведь огромное количество ступенек. Мне было сложно и с фонарём.
– Иногда мне кажется, что по этой лестнице я сумею пройти даже с завязанными глазами, – пояснил Мартин. – Часто поднимался и спускался по ней как в школьные годы, так и после возвращения в Лондон из университета. Когда я был школьником, ключ, разумеется, хранился у моего отца, а потому, чтобы заслужить вылазку на смотровую площадку, нужно было постараться. Ничего сверхъестественного от меня не требовалось, я и без того не доставлял родителям проблем. Они просили примерного поведения и хороших оценок, и я выполнял условия. Всё примитивно. Однако сам момент награждения представлялся мне невероятно важным. Мне отчаянно хотелось получить ключ из рук отца. Это было сродни приглашению в страну чудес. Знаю, у меня странные ассоциации, но всё именно так и обстоит.
Мартин, в отличие от Кэндиса, позволял себе внимательно рассматривать собеседника, отмечая все мельчайшие детали внешности. Те, что были различимы в полумраке, разумеется.
С дневным светом или ярким освещением сравнивать было нелепо, но в такой интимности он находил особое очарование.
В честь праздника Кэндис выступал в необычном для себя амплуа. Утверждать со стопроцентной уверенностью Мартин не стал бы, но склонялся к мысли, что подобная одежда Кэндисом – за пределами школы – не используется. Мартин изучал его взглядом и находил наряд весьма гармоничным, несмотря на то, что по отдельности вещи могли бы показаться вызывающими – проявлением полнейшей безвкусицы.
– А как здесь оказался ты? – задал Мартин интересующий вопрос.
Признаться, он не ожидал увидеть кого-либо на смотровой площадке. Появление другого человека не шокировало, но удивило порядком. Он много лет подряд поднимался сюда в одиночестве, считая данную часть академии своим местом. Особенным. Местом, о котором не знали посторонние. Или знали, но не имели возможности проникнуть за закрытую дверь.
Сегодня Мартин тоже не рассчитывал на компанию, пребывал в уверенности, что его побег с торжества останется незамеченным. А если не останется, то уж точно никто не догадается, куда именно он ушёл.
Планы его оказались нарушены, а одиночество разбавило постороннее присутствие. И Мартин готов был признать, что он этому только рад, поскольку личность человека, составившего компанию, импонирует, а не раздражает.
В любой другой ситуации он бы сам пригласил сюда Кэндиса, но ряд обстоятельств играл против них. Мартин не мог сделать этого на виду у многочисленных наблюдателей. Профессиональная этика ставила крест на всех мыслях, связанных с именем Кэндиса, и заставляла с завидным постоянством отворачиваться от него, несмотря на то, что Мартина к нему тянуло, притом не время от времени с длительными перерывами, от встречи до встречи.
Он не имел права открыто об этом говорить. Он даже мысли такой не должен был допускать, но всё сложилось так, как сложилось, и сил на сопротивление у Мартина не нашлось. Кэндис становился, если не навязчивой идеей, то наваждением однозначно, и Мартин больше не находил сил этому противиться.
Дурацкая семейная легенда, кажется, нарочно сталкивала их, заставляя принять, как данность. Не пытаться сломать традицию. Сбудется то, что суждено. Никакие поправки не принимаются.
– Боюсь, ты не поверишь, если я скажу, – заметил Кэндис, решившись посмотреть на Мартина.
Поскольку Уилзи не отворачивался всё это время, взгляды встретились моментально.
– Почему?
– Это странно, – Кэндис покусал немного нижнюю губу; нервничал, пытаясь подобрать нужные слова. – И необычно. Хотя, чего только не увидишь на Хэллоуин.
– Теперь твои слова больше походят на загадки, чем на откровенные признания, – произнёс Мартин, покидая наблюдательный пост и подходя ближе.
– Высокий светловолосый юноша в старомодной школьной форме. Он позвал меня, и я последовал за ним. Стоило добраться до конца лестницы, как я остался в одиночестве. Не появись он на пути, мне бы и в голову не пришло заглянуть сюда. Не думал, что дверь на смотровую площадку сегодня будет открыта, да и вообще не знал, что её открывают. А ты, как выяснилось, частый гость здесь.
– Светловолосый? – переспросил Мартин.
– Да.
– И в старомодной униформе?
– Да. Ты знаешь, кто это?
– Знаю. Тот, о ком я говорил прежде. Тот, кого называют чёрной орхидеей. Алистер Стэнли – наше фамильное привидение.
– Стэнли? – удивился Кэндис. – Насколько мне известно, школа на протяжении долгого времени принадлежала семье Уилзи. Или я ошибаюсь?